А самых непростых учеников доверяют мне - Нелли Барсегян
В каждой школе есть особенные учителя — не по должности, не по званиям, а по духу. Они прошли через десятки образовательных реформ, смену программ и указаний, и в какой-то момент просто перестали на всё это реагировать. Они живут не по стандартам, а по внутреннему пониманию. Их уроки — как острова тишины и принятия. И вот уже тот самый хулиган, которого никто не может усадить на место, тихо входит в кабинет, несёт тетради и светится, потому что рядом с этим учителем он — не нарушитель, а человек. Вы ему скажете: «Он безнадёжен», — а она лишь улыбнётся: «Просто у него сложный период». Она не осудит, не укажет на ошибки — она поймёт. Это наивность? Нет. Это мудрость, рождённая опытом, терпением и глубокой любовью к детям. Часто именно такие педагоги достигают большего, чем те, кто педантично следит за новыми методиками.
Нелли Гайковна Барсегян — преподаватель литературы. Её заслуги можно перечислять долго, но куда важнее — ощущение, что с ней хочется быть настоящим. В учительской, на перемене, она рассказывает — не поучает, а делится. И ты слушаешь, как будто вспоминаешь что-то своё.
Когда сам падал — проще понять
Учитель, сохранивший в себе живую память о собственном детстве, — это дар. Хорошо, если ребёнок растёт в любви и заботе, но не у всех так. Значит, школа должна стать тем местом, где он почувствует тепло. Это доверие и безусловное принятие — основа отношений. Кто-то, может быть, никогда не ошибался и теперь сурово судит подростков за ложь и дерзость. Но если сам через это прошёл — простишь, поймёшь. Именно потому я всегда вспоминаю свои юношеские страхи, ошибки, стыд — и легче воспринимаю поведение учеников. Их "невыученные упражнения" часто говорят о чём-то большем — о чувствах, о боли, о жизни.
Я благодарна своей семье. Дед мой до революции был священником в Карабахе, у него было восемь сыновей. Жили скромно, но с душой. В каждом ребёнке видели личность, говорили с ним по-настоящему. Я переняла этот взгляд.
Ошибки? Не страшно. Главное — чувствовать
На урок я иду каждый день, не зная, получится ли снова найти общий язык, создать ту самую атмосферу, где мы — одно целое. Иногда не выходит, и от этого больно. Вот сейчас — десятиклассники. Не читают, не откликаются. Как достучаться?
Я часто просто читаю вслух. Не пересказываю, не объясняю — читаю. Толстого, Достоевского — так, чтобы звучали не мои слова, а их. Иногда наступает полная тишина, как, например, после письма Веры к Печорину из «Героя нашего времени». Мы молчим. И каждый думает о своём.
Мои ученики редко показывают высокие баллы. Но когда в классе появляется подросток, с которым никто не справляется — его приводят ко мне. И пусть он пишет с ошибками, говорит сбивчиво — я знаю, как тонко он чувствует. Один парень мне как-то сказал: «На ваших уроках я просто много думаю». Для меня это — высшая похвала.
Не спешите. Всё приходит вовремя
Я не ставлю программу во главу угла. Сначала — ребёнок, потом предмет. Вот девочка, умная, но закрытая. Ждёт тепла, и я стараюсь быть тем, кто её видит. Или Алена — ничего не пишет, только сочиняет стихи. Я проверяю их, отмечаю ошибки — она переписывает. А потом начала читать чужие стихи.
Сережа плохо пишет — моторика слабая. Да пусть на компьютере работает. Главное, что он старается. Мы с ним переписываемся письмами — я отвечаю, исправляю, советую. Это — и есть урок.
Я сама недавно полюбила оперу, хотя муж увлекался ею давно. Мне потребовалось 60 лет, чтобы услышать. Так почему я должна торопить детей?
Автор: Ян Корэуш
91