История появления дачи.
Дача - неотъемлемая часть нашего быта и нашей культуры. В других европейских языках нет слов, адекватно передающих понятие «дача». У французов - maison de campagne и residence secondaire. Но это просто «загородный дом» или «второе жилище». У англичан - cottage, иногда с уточнением: country cottage. Это сельский дом. У немцев - Landhaus и Sommerhaus - «сельский дом» и «летний дом». Есть еще Schrebergarten - крошечный лоскуток земли, пара деревьев, цветочная клумба, очаг для барбекю и микроскопический сарай для хранения инвентаря. Закон запрещает ночевать в «шребергартене», да и негде. Сюда приезжают, чтобы покопаться в земле или устроить семейную трапезу на свежем воздухе. В толковом словаре французского языка Le Robert слово datcha, правда, есть. Расшифровывается оно так: «...русское слово. Русский сельский дом, находящийся вблизи большого города». Примерно так же толкуют слово «дача» словари Webster и Брокгауз. Аккуратное объяснение, но полного впечатления о том, что же такое дача, не дает. И понятия «поехать на дачу» у европейцев нет. Англичанин, немец, француз, итальянец, испанец скажут «поехать за город».
Стоит отметить, что дача, как она есть, существует чуть более ста лет. Да и в русском языке слово «дача» в его нынешнем значении появилось сравнительно недавно. До XVIII века оно обозначало почти исключительно земельный участок, данный кому-то во владение. Но вот Державин уже записывает: «Третьего дни Федор Михайлович Дубянский, переезжая с дачи своей через Неву, потонул». У Даля (первое издание 1863-1866 годов) слово «дача» упоминается в статье «Давать и дать», прежде всего в смысле раздачи чего-то, и только в самом конце приводится значение «загородный дом». Но на исходе XIX века последнее значение становится первым. Многие русские становятся дачниками.
Эти филологические наблюдения позволяют кое-что понять в истории дачной жизни. Русская история XIX века - это история распада сословного общества. Дачи екатерининских вельмож - это не дачи в современном понимании. Архангельское, Кусково или Останкино так не назовешь. Дача утонувшего Дубянского была скорее всего их уменьшенным вариантом, то есть поместьем с угодьями и службами, расположенным недалеко от города. Большинство дворян владело отдаленными имениями, которые были для них основным источником дохода. В городах они имели собственный дом или снимали квартиру, в поместье же наведывались время от времени - по делу или отдохнуть. А на постоянное жительство перебирались туда уже после выхода в отставку.
Другие, настоящие помещики, жили у себя безвылазно и лишь изредка приезжали в город - опять же по делам или развлечься. А потом пришел 1861 год. Лишившимся дармового крепостного труда помещикам стало нечего делать в своих вотчинах. Они перебирались в города.
До второй трети XIX столетия большие города - даже столичный чиновный Петербург, не говоря уже о патриархальной Москве, - жили полудеревенской жизнью. Воздух был чистый, особой необходимости уезжать из города не было. Но началась бурная урбанизация и индустриализация: задымили фабрики, вместо привычных одно-, двух-, трехэтажных домиков появились большие доходные дома. Уже в 70-е годы Достоевский писал о том, как невыносим Петербург летом. Пыль, чад, шум, дышать невозможно. На лето все, кто мог это себе позволить, старались отправить семьи на природу, да и сами на выходные и на праздники стремились сбежать из городского ада.
Благо транспорт усовершенствовался - появилось регулярное сообщение с пригородами. Как раньше отправлялись к себе в поместье? Длинным обозом, волоча с собой все, что может пригодиться. Путешествие могло быть многодневным: чиновник служит в Москве, а имение у него где-нибудь в Пензенской области. А тут сел в поезд и через полчаса-час на месте.
Армия дачников росла стремительно. Кто-то, конечно, уезжал отдыхать за границу, на Кавказ или в Крым; кто-то по-прежнему предпочитал родовые гнезда. Но для большинства людей среднего достатка - чиновников, дельцов, офицеров, представителей свободных профессий - дачи были единственной возможностью отдышаться на природе.
Дачи бывали свои и съемные, большие и маленькие. Интересно, что в конце XIX и в начале ХX века это понятие уже так укоренилось в сознании, что и летние пригородные имения высшей знати - например, большие, почти дворцовые загородные дома на Каменном острове - назывались дачами. Этим словом стали именовать даже дома, построенные богатыми людьми в Крыму, на Карельском перешейке.
Но прежде всего дачи - это летнее, редко зимнее жилье в ближних пригородах. Как правило, деревянное и без уже распространенных в городских квартирах удобств - электричества, канализации, водопровода и телефона. Кто побогаче - строился сам или нанимал целый большой дом. Люди скромного достатка снимали часть дома у хозяев, а то и комнатенку у местного крестьянина или мещанина. Сейчас тогдашние дачные места оказались чуть не в центре больших городов. Для москвичей это Сокольники, Новогиреево, Перово, район нынешней Тимирязевской академии (сюда еще в 80-е годы проложили линию конки, а потом пустили трамвай). На дачу можно было поехать в Раменки или Медведково. А Барвиха, Салтыковка или Абрамцево считались совсем дальним светом.
Хороша была эта полуинтеллигентская, получиновничья дачная жизнь. С домашними театрами, гулянием на закате по аллеям, романами, с рыбной ловлей, купаниями, самоварами, пирогами, парным молоком от ближайшей молочницы (см. Чехова, Горького, Куприна). Большинство тех дач сгорело и рассыпалось, как угас и теплившийся в них быт. Но кое-что чудом уцелело - в Малаховке, Салтыковке, Тарасовке. Даже в Сокольниках, Серебряном бору и в районе Тимирязевской академии можно еще набрести на трогательные покосившиеся памятники дачной культуры дореволюционных времен.
Накатила Первая мировая, за ней - революция. Стало не до домашних театров. Многие из дачевладельцев и дачесъемщиков погибли или эмигрировали. Дома были сожжены, разграблены, превращены в постоянное жилье. По сути национализированы: само здание могло находиться в чьем-то владении, но земля, на которой оно стояло, принадлежала государству. Но жизнь на даче уже вошла в привычку, и даже в первые послереволюционные годы дачная культура как-то продолжала существовать. Речь не о Троцком, превратившем в свою дачу Архангельское, и не о Горках Ленинских, а о неистребимом стремлении городского интеллигентного и полуинтеллигентного населения куда-нибудь уехать на лето. Дачи продолжали снимать и в 1919-м, и в 1920 годах, расплачивались уцелевшими предметами прежнего быта за возможность позабыть на время о происходящем кошмаре, отъесться картошкой, капустой, а то и попить парного молока.
С введением НЭПа дачная жизнь и дачное строительство не просто возродились, но приобрели не виданный до революции размах. «Дачная идея» овладела широкими массами. Вспомните «Мастера и Маргариту»: писатели ждут Берлиоза в Массолите и судачат о жаре, о том, кто сколько комнат занимает и как хорошо бы сейчас в речке искупаться...
Новые вельможи стали с удовольствием жить на дачах. Возникали дачные поселки членов правительства, генералов и адмиралов. Старых большевиков, героев-полярников, полковников, подполковников, членов Академии наук и Академии художеств, писателей, композиторов, архитекторов, летчиков, военных, дипломатов, киношников, министерств и ведомств, заводов и академических театров. В общем дачи выдавались нужным стране товарищам. Всякие были поселки!
Дачные окрестности ширились концентрическими кругами: дальше, дальше и дальше от города. Но пространственная иерархия дачной культуры сталинских и последующих советских времен была многомерной. В понятие ценности дачи входила не только близость к городу. Например, для писателя Переделкино хорошо, это близко, но и более удаленные Малеевка или Красная Пахра тоже недурны. И Барвиха с Николиной горой: там не только свой брат-писатель, но и другие важные и полезные люди из кино, дипломатии и музыки. Важны пейзаж, качество услуг и правильное соседство. С последним было труднее всего: соседа в любой момент могли посадить или расстрелять.
Удивительный пример возрождения архаического значения слова «дача» - академический поселок Мозжинка рядом со Звенигородом. В конце 40-х Сталин сделал действительным членам АН СССР царский подарок: каждому - по гектару земли и двухэтажному дому, построенному по немецкому проекту. Калориферное отопление, ванная, гараж и домик для прислуги. Академики получили эти дачи навечно, с правом наследования.
Но не всем так везло. Министры, замминистры и прочая номенклатура жили на госдачах. Эти привилегии были временными: пока занимаешь должность - живи с домочадцами в комфорте. Провинился - освободи место для следующего постояльца. Это была гениальная по эффективности идея: облагодетельствованные изо всех сил старались вести себя так, чтобы их не выкинули с дачи. То есть - из жизни.
После войны «дачная идея» охватила практически все слои городского населения. Хотя многие дачевладельцы погибли или были репрессированы, дач и земельных участков не хватало. Еще более усложнилась система получения дач: одним удавалось добиться большого дома в живописном месте рядом с городом, другим полагались шесть, а то и четыре сотки где-нибудь на болоте за Волоколамском. Да и там их всячески стесняли. Норму в шесть соток советская власть взяла не с потолка. Полностью прокормиться с такого участка можно с трудом, а значит, нет опасности, что граждане предпочтут личное хозяйство 'общественно полезному труду'.
В зависимости от статуса поселения - дачный кооператив или садовый кооператив - дозволялось разное. Лимитировались кубатура дома и его высота. В отличие от члена садового кооператива член дачного кооператива не был обязан сажать плодовые деревья и разбивать грядки; более того, дачный участок запрещалось использовать как сельскохозяйственное угодье. Член садового товарищества, напротив, должен был посадить установленное регламентом количество деревьев и кустов («десять яблонь, из них две груши»). Но не имел права построить у себя в домике печь - то есть, не мог жить там в холодное время года. Но даже ради шести соток и щитовой лачуги люди годами стояли в очереди, интриговали. А потом - наслаждались жизнью, несмотря на лютых комаров и прочие неудобства. Что же касается правил и ограничений - кто их полностью соблюдал? Одни засаживали свои участки картошкой, капустой, клубникой и цветами в товарных количествах (вспомним фильм «Берегись автомобиля»), а то и коз с коровами держали. Другие при помощи хитроумных уловок превращали летние домишки в жилье, где можно было блаженствовать круглый год. Сегодня этих ограничений нет. Можно даже прописаться на даче и жить там постоянно, даже зимой, если есть отопление.
Сегодня те люди, которые сумели воспользоваться реформами, возвращаются к прежнему пониманию дачи, каким оно было в первой половине XIX века, - «загородный дом для отдыха». Или просто загородный дом, в котором они предпочитают жить круглый год. Показательно, что такие дома часто называют коттеджами, хотя ни архитектурой, ни размерами они таковые не напоминают. Англичанин эти «новорусские» хоромы назовет скорее виллой или усадьбой. Ведь сottage - это скромный деревенский дом.
На участках продолжают разбивать сады и огороды, но делается это ради чистого удовольствия - покопаться на отдыхе в земле, полакомиться своими огурчиками или клубникой. Впрочем, для тех, кто не сумел приспособиться к новым обстоятельствам, дачный или садовый участок стал важнейшим подспорьем. Выращенные фрукты и овощи спасают от необходимости тратить скудные средства на рынке или в магазине. Более того, эти плоды можно продать у метро и чуть-чуть пополнить бюджет.
Говорят, дача - старый русский способ возвращения утраченного рая. Это безмятежность, радость, спокойствие, гармония с самой собой - все то, чего нам так не хватает в повседневной жизни.
Стоит отметить, что дача, как она есть, существует чуть более ста лет. Да и в русском языке слово «дача» в его нынешнем значении появилось сравнительно недавно. До XVIII века оно обозначало почти исключительно земельный участок, данный кому-то во владение. Но вот Державин уже записывает: «Третьего дни Федор Михайлович Дубянский, переезжая с дачи своей через Неву, потонул». У Даля (первое издание 1863-1866 годов) слово «дача» упоминается в статье «Давать и дать», прежде всего в смысле раздачи чего-то, и только в самом конце приводится значение «загородный дом». Но на исходе XIX века последнее значение становится первым. Многие русские становятся дачниками.
Эти филологические наблюдения позволяют кое-что понять в истории дачной жизни. Русская история XIX века - это история распада сословного общества. Дачи екатерининских вельмож - это не дачи в современном понимании. Архангельское, Кусково или Останкино так не назовешь. Дача утонувшего Дубянского была скорее всего их уменьшенным вариантом, то есть поместьем с угодьями и службами, расположенным недалеко от города. Большинство дворян владело отдаленными имениями, которые были для них основным источником дохода. В городах они имели собственный дом или снимали квартиру, в поместье же наведывались время от времени - по делу или отдохнуть. А на постоянное жительство перебирались туда уже после выхода в отставку.
Другие, настоящие помещики, жили у себя безвылазно и лишь изредка приезжали в город - опять же по делам или развлечься. А потом пришел 1861 год. Лишившимся дармового крепостного труда помещикам стало нечего делать в своих вотчинах. Они перебирались в города.
До второй трети XIX столетия большие города - даже столичный чиновный Петербург, не говоря уже о патриархальной Москве, - жили полудеревенской жизнью. Воздух был чистый, особой необходимости уезжать из города не было. Но началась бурная урбанизация и индустриализация: задымили фабрики, вместо привычных одно-, двух-, трехэтажных домиков появились большие доходные дома. Уже в 70-е годы Достоевский писал о том, как невыносим Петербург летом. Пыль, чад, шум, дышать невозможно. На лето все, кто мог это себе позволить, старались отправить семьи на природу, да и сами на выходные и на праздники стремились сбежать из городского ада.
Благо транспорт усовершенствовался - появилось регулярное сообщение с пригородами. Как раньше отправлялись к себе в поместье? Длинным обозом, волоча с собой все, что может пригодиться. Путешествие могло быть многодневным: чиновник служит в Москве, а имение у него где-нибудь в Пензенской области. А тут сел в поезд и через полчаса-час на месте.
Армия дачников росла стремительно. Кто-то, конечно, уезжал отдыхать за границу, на Кавказ или в Крым; кто-то по-прежнему предпочитал родовые гнезда. Но для большинства людей среднего достатка - чиновников, дельцов, офицеров, представителей свободных профессий - дачи были единственной возможностью отдышаться на природе.
Дачи бывали свои и съемные, большие и маленькие. Интересно, что в конце XIX и в начале ХX века это понятие уже так укоренилось в сознании, что и летние пригородные имения высшей знати - например, большие, почти дворцовые загородные дома на Каменном острове - назывались дачами. Этим словом стали именовать даже дома, построенные богатыми людьми в Крыму, на Карельском перешейке.
Но прежде всего дачи - это летнее, редко зимнее жилье в ближних пригородах. Как правило, деревянное и без уже распространенных в городских квартирах удобств - электричества, канализации, водопровода и телефона. Кто побогаче - строился сам или нанимал целый большой дом. Люди скромного достатка снимали часть дома у хозяев, а то и комнатенку у местного крестьянина или мещанина. Сейчас тогдашние дачные места оказались чуть не в центре больших городов. Для москвичей это Сокольники, Новогиреево, Перово, район нынешней Тимирязевской академии (сюда еще в 80-е годы проложили линию конки, а потом пустили трамвай). На дачу можно было поехать в Раменки или Медведково. А Барвиха, Салтыковка или Абрамцево считались совсем дальним светом.
Хороша была эта полуинтеллигентская, получиновничья дачная жизнь. С домашними театрами, гулянием на закате по аллеям, романами, с рыбной ловлей, купаниями, самоварами, пирогами, парным молоком от ближайшей молочницы (см. Чехова, Горького, Куприна). Большинство тех дач сгорело и рассыпалось, как угас и теплившийся в них быт. Но кое-что чудом уцелело - в Малаховке, Салтыковке, Тарасовке. Даже в Сокольниках, Серебряном бору и в районе Тимирязевской академии можно еще набрести на трогательные покосившиеся памятники дачной культуры дореволюционных времен.
Накатила Первая мировая, за ней - революция. Стало не до домашних театров. Многие из дачевладельцев и дачесъемщиков погибли или эмигрировали. Дома были сожжены, разграблены, превращены в постоянное жилье. По сути национализированы: само здание могло находиться в чьем-то владении, но земля, на которой оно стояло, принадлежала государству. Но жизнь на даче уже вошла в привычку, и даже в первые послереволюционные годы дачная культура как-то продолжала существовать. Речь не о Троцком, превратившем в свою дачу Архангельское, и не о Горках Ленинских, а о неистребимом стремлении городского интеллигентного и полуинтеллигентного населения куда-нибудь уехать на лето. Дачи продолжали снимать и в 1919-м, и в 1920 годах, расплачивались уцелевшими предметами прежнего быта за возможность позабыть на время о происходящем кошмаре, отъесться картошкой, капустой, а то и попить парного молока.
С введением НЭПа дачная жизнь и дачное строительство не просто возродились, но приобрели не виданный до революции размах. «Дачная идея» овладела широкими массами. Вспомните «Мастера и Маргариту»: писатели ждут Берлиоза в Массолите и судачат о жаре, о том, кто сколько комнат занимает и как хорошо бы сейчас в речке искупаться...
Новые вельможи стали с удовольствием жить на дачах. Возникали дачные поселки членов правительства, генералов и адмиралов. Старых большевиков, героев-полярников, полковников, подполковников, членов Академии наук и Академии художеств, писателей, композиторов, архитекторов, летчиков, военных, дипломатов, киношников, министерств и ведомств, заводов и академических театров. В общем дачи выдавались нужным стране товарищам. Всякие были поселки!
Дачные окрестности ширились концентрическими кругами: дальше, дальше и дальше от города. Но пространственная иерархия дачной культуры сталинских и последующих советских времен была многомерной. В понятие ценности дачи входила не только близость к городу. Например, для писателя Переделкино хорошо, это близко, но и более удаленные Малеевка или Красная Пахра тоже недурны. И Барвиха с Николиной горой: там не только свой брат-писатель, но и другие важные и полезные люди из кино, дипломатии и музыки. Важны пейзаж, качество услуг и правильное соседство. С последним было труднее всего: соседа в любой момент могли посадить или расстрелять.
Удивительный пример возрождения архаического значения слова «дача» - академический поселок Мозжинка рядом со Звенигородом. В конце 40-х Сталин сделал действительным членам АН СССР царский подарок: каждому - по гектару земли и двухэтажному дому, построенному по немецкому проекту. Калориферное отопление, ванная, гараж и домик для прислуги. Академики получили эти дачи навечно, с правом наследования.
Но не всем так везло. Министры, замминистры и прочая номенклатура жили на госдачах. Эти привилегии были временными: пока занимаешь должность - живи с домочадцами в комфорте. Провинился - освободи место для следующего постояльца. Это была гениальная по эффективности идея: облагодетельствованные изо всех сил старались вести себя так, чтобы их не выкинули с дачи. То есть - из жизни.
После войны «дачная идея» охватила практически все слои городского населения. Хотя многие дачевладельцы погибли или были репрессированы, дач и земельных участков не хватало. Еще более усложнилась система получения дач: одним удавалось добиться большого дома в живописном месте рядом с городом, другим полагались шесть, а то и четыре сотки где-нибудь на болоте за Волоколамском. Да и там их всячески стесняли. Норму в шесть соток советская власть взяла не с потолка. Полностью прокормиться с такого участка можно с трудом, а значит, нет опасности, что граждане предпочтут личное хозяйство 'общественно полезному труду'.
В зависимости от статуса поселения - дачный кооператив или садовый кооператив - дозволялось разное. Лимитировались кубатура дома и его высота. В отличие от члена садового кооператива член дачного кооператива не был обязан сажать плодовые деревья и разбивать грядки; более того, дачный участок запрещалось использовать как сельскохозяйственное угодье. Член садового товарищества, напротив, должен был посадить установленное регламентом количество деревьев и кустов («десять яблонь, из них две груши»). Но не имел права построить у себя в домике печь - то есть, не мог жить там в холодное время года. Но даже ради шести соток и щитовой лачуги люди годами стояли в очереди, интриговали. А потом - наслаждались жизнью, несмотря на лютых комаров и прочие неудобства. Что же касается правил и ограничений - кто их полностью соблюдал? Одни засаживали свои участки картошкой, капустой, клубникой и цветами в товарных количествах (вспомним фильм «Берегись автомобиля»), а то и коз с коровами держали. Другие при помощи хитроумных уловок превращали летние домишки в жилье, где можно было блаженствовать круглый год. Сегодня этих ограничений нет. Можно даже прописаться на даче и жить там постоянно, даже зимой, если есть отопление.
Сегодня те люди, которые сумели воспользоваться реформами, возвращаются к прежнему пониманию дачи, каким оно было в первой половине XIX века, - «загородный дом для отдыха». Или просто загородный дом, в котором они предпочитают жить круглый год. Показательно, что такие дома часто называют коттеджами, хотя ни архитектурой, ни размерами они таковые не напоминают. Англичанин эти «новорусские» хоромы назовет скорее виллой или усадьбой. Ведь сottage - это скромный деревенский дом.
На участках продолжают разбивать сады и огороды, но делается это ради чистого удовольствия - покопаться на отдыхе в земле, полакомиться своими огурчиками или клубникой. Впрочем, для тех, кто не сумел приспособиться к новым обстоятельствам, дачный или садовый участок стал важнейшим подспорьем. Выращенные фрукты и овощи спасают от необходимости тратить скудные средства на рынке или в магазине. Более того, эти плоды можно продать у метро и чуть-чуть пополнить бюджет.
Говорят, дача - старый русский способ возвращения утраченного рая. Это безмятежность, радость, спокойствие, гармония с самой собой - все то, чего нам так не хватает в повседневной жизни.
(По материалам http://ej.ru/014/tema/dachi/02/index.html Еженедельный журнал Платформа Отдых / Никита Алексеев Горожане стали выезжать на отдых в пригороды еще в позапрошлом веке и не собираются менять своих привычек)