Крутые горки.

Газета ЗАВТРА
№06 (690) от 07 февраля 2007 г.

Лавины и камнепады — явление редкое. Чаще огромные массы снега банально тают, не производя впечатляющего движения в природе . А камни на склонах обрастают мхом, их потом только ломом выковыривать. Без инициатора, толчка, без чуда последней капли — вечный покой. Так же и в социуме. За пятнадцать лет в стране созрела масса людей, готовых заселять, обживать заново земли, брошенные их предками, строить новые поселения, наращивать исконную культуру. Для почина требовалось, как водится, слово. И слово это нашлось в книгах Владимира Мегрэ, в образе Анастасии — земли обетованной.

Теперь уже, с легкой руки писателя, множество экопоселений раскинулось на просторах страны — от Новосибирска до Вятки, от Архангельска до Краснодара.

В конце прошлого года мне довелось побывать в нескольких таких поселениях. Люди вросли в землю. Естественно, возникло желание встретиться с человеком, именем которого живут поселенцы, книги которого являются у них настольными.

Еду по Владимирским горкам. Так я называю шоссе сразу за сто первым километром от столицы. Одинаково глубокие, мерные впадины. Ныряешь — носом в склон, взлетаешь— перед глазами только небо. На одной из таких горок стоит и славный город Владимир. А на другой, за Клязьмой-рекой, где когда-то орда Батыя разбила лагерь и жадно смотрела на белые церкви, раскинулась обыкновенная русско-советская деревенька. Видно, как по заулку бородатый дед тянет огромное ведро с теплым пойлом для своих овец. За его барашками окрестные любители качественного мясного продукта в очередь записываются. Он монополист. Слышен стук колуна по мерзлым чуркам. Струятся дымы из труб… На окраине этой деревеньки как раз и возвел свое родовое поместье Владимир Николаевич Мегрэ. На заснеженный сад, на деда-овцевода с ведром в одной руке и палкой в другой я смотрю из большого стеклянного эркера дома Владимира Николаевича.

Слышно, как на плите закипает чайник. Кот, Серый, трется о ногу. Сам хозяин готовит стол. Он неспешен, немногословен и любезен — в лучшем смысле этого слова. Понемногу растворяешься в неброском уюте жилища, тоже, вместе с котом, жмуришься, только что не мурлычешь.



Мы сидим за чашкой кофе. Владимир Николаевич рассказывает.



Владимир МЕГРЭ. Дом строил долго и довольно трудно. С большими перерывами. Стены в этой кухне расписали по-дружески художники — гости. Приезжаю — уже вот эти огромные листья вокруг. Первый этаж на девяносто процентов в земле за счет склона, тепло там без печки долго держится. А здесь установлю солнечную батарею, аккумуляторы…

"ЗАВТРА". То есть в вашем месте обитания присутствует и тот самый гектар земли вокруг дома, и все основные признаки экологического жилища, которые вы пропагандируете в своих книгах. Гармоничное существование человека в природе — основная сущность ваших трудов.

В.М. Недавно меня пригласили в Уфу на экологическую конференцию. Я сидел между раввином и православным священником. Рядом с Верховным муфтием России. Там говорилось, что наши экопоселения — это не столько новый образ жизни, но — возвращение домой. Представители всех конфессий были единодушны в поддержке экологических поселений. Их оппоненты потом заявили, что на них нашло затмение. Подвизаются возле православной церкви люди крайних, можно сказать экстравагантных, взглядов, которые готовы отнести нас к каким— то там сектантам.

"ЗАВТРА". Скорее всего, это те, у которых не болит душа при виде пустующих, пропадающих русских земель, упадка русской почвенной жизни. Кабинетные политиканы.

В.М. И в Библии, и в Коране, и в Торе говорится об образе жизни человека на земле. Сопоставляя божественные представления, запечатленные в этих святынях, с тем, как мы живем сейчас, невольно приходишь к мысли, что пора "возвращаться домой". В противном случае нас ждет тупик.

"ЗАВТРА". Вам как писателю чудесным образом удалось сказать людям какую-то такую важную вещь, что сотни гектаров когда-то благодатной русской земли, заросшей бурьяном, кустами и сорным лесом, снова обрели своего исконного хозяина. У вас появилась масса последователей. Так их назовет каждый, кому дорога судьба русской земли. И в самом деле, у футболистов и поп-звезд — фанаты, у оперного баритона — поклонники, у политика — электорат. А у вас, по мнению некоторых рьяных "хранителей чистоты веры", даже не последователи, а сразу сектанты! В Интернете одного такого кликушу в рясе, наклеивающего ярлыки на свободных людей, уже окрестили вторым Гапоном. В свое время этот человек эмигрировал в США. Потом вернулся. Каким-то образом стал "главным сектоведом России", и теперь клеймит русских людей, которые идут своим путем. Чьи чаяния, глубинные порывы духа сформулировал в своих книгах литератор Владимир Мегрэ. Ведь у вас, Владимир Николаевич, насколько мне известно, духовный отец — монах Феодорит . И сейчас вы работаете как раз над созданием такого образа православного священника, который бы вел людей в храмы.



В.М. У меня есть немало прототипов такого героя. Православный священник в Архангельской области, например, постоянно покупает мои книги, ходит по тюрьмам, служит, исповедует и вдобавок раздает книги несчастным, видимо, для облегчения их участи. Но есть и, скажем так, группа лиц, которые, под прикрытием церкви, на протяжении шести лет распространяют по городам и весям страны негативную информацию обо мне и о тех, кто загорелся идеей родовых поместий. Их стараниями "Анастасию" включили, виданное ли дело, в ряд террористических сект вроде Аум-Синрикё. Они не могут поверить, что нет даже такой организации "Анастасия". Нет. Ее просто не существует в природе. Они сами ее создают, виртуально. И сами же громят, заносят в какие-то черные списки. Они не могут поверить, чтобы за таким колоссальным движением не стоял какой-то мощный, засекреченный штаб с могущественными спонсорами. С подачи таких "ревнителей веры" обо мне пишут, что я живу в Египте, в собственном дворце, в окружении мафиозных боевиков. Эти слухи отравляют души даже вполне здравомыслящих людей. Даже наши владимирские писатели, зная меня близко, все равно постоянно задают мне вопрос: где я взял столько денег, чтобы издавать свои творения в таком количестве. Пытался им объяснить, что живу только за счет гонораров. Спрос на книги растет. Хотя в местах, зараженных моими клеветниками, директора магазинов иногда опасаются брать мои книги на реализацию. Им звонят и запугивают.

"ЗАВТРА". Я встретился с вами на пике вашей литературной известности, удачи, славы. А как все начиналось?

В.Н. Раньше я был предпринимателем. Вообще, я по характеру такой. Потом повезло познакомиться с людьми типа Агафьи Лыковой, которые живут в тайге, далеко от городов. Саму Агафью насильно вывезли с заимки. Она стала болеть. И вернулась обратно. Где теперь спокойно и продолжает жить. Меня очень заинтересовали такие люди. Но я заметил, что все, в том числе и Василий Песков, писали о трудностях их быта. А я решил написать об их философии. Это меня так захватило, что я бросил весь бизнес. Год сидел и писал "Анастасию". Ее напечатала Московская типография №11, которая не имела своей сети реализации. Директор был мой знакомый. Две тысячи экземпляров он напечатал для меня по-дружески, считай бесплатно. Забирай, говорит. Взял я пачку, пошел по московским развалам. У меня спрашивают : о чем? Ну, говорю, о людях, как они на природе живут, о их духовном укладе. Это никому не нужно, говорят. Автор неизвестный. Издание золочением не блещет. Приносите детектив. Пошел не солоно хлебавши. Думал, как я мог в такую историю вляпаться! Денег нет. Буквально есть нечего. У станции метро "Таганская" остановился. Решил сам торговать. Милиция прогонит — иду в другое место. И так продал какое-то количество. Дня через два опять стою на своей "точке", торгую. Вдруг останавливается машина. Из нее выходит, сразу видно, деловой человек. Даже фамилию до сих пор помню. Никитин. "Сколько у тебя книг осталось?" Говорю, тысячи полторы. Командует: "Поехали! А то жена меня просто достала!". Едем в типографию. Он забирает остаток. Быстро распродает. Просит еще напечатать. Тираж опять расходится. Вот так и пошло. Вскоре питерская "Диля" стала печатать сразу по триста тысяч. В десятках стран переводят. И странно, я в себе не чувствую никаких особенных перемен. Просто хочется дальше писать, о чем думаю.

"ЗАВТРА". Ваш эпос, если можно так сказать, держится на одной семье. Мать, отец, сын, дед… Все происходит вокруг них. Они являются главными героями книг. В последней, называющейся "Новая цивилизация", мне запомнился эпизод, где деревенский мальчик предлагает гениально простой способ захоронения ядерных отходов.

В.М. Дети, не прикованные к компьютеру, мыслят гораздо сильнее. Почему Китай и Япония сейчас на подъеме. Потому что сознание этих наций во многом детское в сравнении с европейским. Дети там не оторваны от природы. Любая компьютерная программа менее совершенна, чем букашка, ползущая по листочку. Китайский и японский ребенок всегда это держит в уме. И потому с тем же компьютером он может обращаться несоизмеримо эффективнее.

"ЗАВТРА". Обратимся к более грубым материям. Вот приняты у нас в стране Национальные проекты…

В.М. Великолепные слова сказал Медведев об одноэтажной России, о том, что люди вернутся на брошенные земли. Это революция, в том числе и духовная. Но заметьте, как это втаптывают в грязь. Вы хотя бы одну вдохновенную статью на эту тему читали? Вот и я тоже нет. Наоборот, есть скрытая, междустрочная критика. Как ядовито высмеяла пресса Медведева, когда он в Брянской области приехал в деревню на открытие газопровода. Вот, мол, нашли событие для России! Я даже карикатуру видел, где Медведев делает на газовой плите яичницу для бабки, а курица сзади упрекает его в том, что он последнее яйцо разбил. Так создается отрицательный образ для всего проекта по восстановлению деревни. Без положительного образа народ на землю не пойдет. А в моих "Звенящих кедрах" создан прекрасный образ будущего. И следом за этим образом люди без денег пошли на землю. Стали создавать родовые имения. Сейчас таких поселений по России триста. И это лишь маленький маркетинг. А что было, если бы их не топили? Если бы сняли фильм и пустили по центральному каналу телевидения? Если бы объявили "Год родового поместья". Ведь, повторяю, эти люди идут осваивать брошенные земли без всякой оглядки на "дядю". Через десять лет, еще при нашей с вами жизни, Россия, та самая, луговая, лесная, провинциальная, расцветет! Женщины, молодежь стали строить дома собственными руками. Оказалось, что не надо платить пять тысяч долларов за квадратный метр. Можно построить хороший дом за сто тысяч рублей. Это фантастика!

"ЗАВТРА". До того, как вы, Владимир Николаевич, вышли к метро "Таганская" с четырьмя экземплярами своей первой книги, были еще большая жизнь, молодость, детство. Вы сами рассказывали в одной из книг, как однажды приехали в село своего детства, подошли к хате, где родились. В ней жили другие люди. Вы попросили разрешения зайти внутрь. Тогда, наверное, многое вспомнилось из детства.

В.М. Было, как у всех. Школа. Родители жили трудно. Отец — бывший военный. Работал на заводе. Мать в столовой поваром. А я жил в деревне у бабушки и дедушки, которые ни разу не повысили на меня голоса. Было много солнца и любви. А бабушка к тому же была целительницей. Причем специализировалась на нескольких болезнях. К примеру, лечила рожу, то есть экзему. Вылечивала за три дня. Молитвой, красной тряпкой и тремя шариками льна. И животных лечила. Купили председателю породистого коня. Он заболел. Бабушка встала на рассвете, взяла вожжи, обротала коня, повела в луга на длинном поводу. И конь нашел сам нужные травы. Бабушка их приметила, сорвала для наглядности и сказала, чтобы именно таких трав нарвали и давали животному. Выздоровел красавец. Ходил под седлом и в упряжке.

Вот такие воспоминания. Повзрослев, много профессий перепробовал. Но остановился на фотографировании. Долго работал с камерой. Практически до перестройки. Организовал бригаду фотомастеров. И мы официально очень хорошо зарабатывали. Так хорошо, что меня даже вызвали в обком партии Новосибирска на разборки. Но у нас всё было чисто. Разобрались в обкоме, дали команду, чтобы меня не трогали. Потом я был председателем союза кооператоров Сибири, входил в президиум союза кооператоров СССР. Наконец, арендовал теплоход и ходил по Оби до Полярного круга. Загружал продуктами и менял их на пушнину, ягоды.

Тогда я в рейсе любил еще одеться попроще, выйти к магазину, где мужики на бутылку соображают, предложить им составить компанию и посидеть с ними, поговорить. Столько информации у них можно было добыть интереснейшей! Всю обстановку на маршруте я знал на сто процентов. Однажды пригласил таких мужиков на теплоход. Завел их в бар. Усадил за столик. Скатерть поменяли. Коньяк я им заказал. Сидим, шумим. Вдруг входит капитан. Спрашивает у меня, мол, не пора ли рейс продолжить, Владимир Николаевич? Мужики поняли, что я большой начальник. Потом мне рассказывали славные легенды, которые ходили обо мне в тех местах на Оби!..



"ЗАВТРА". Любовь к кедру тоже из тех купеческих вояжей?

В.Н. Моя язва желудка заставила меня полюбить это дерево. Находился между жизнью и смертью. Лежал в самой лучшей больнице. Лечили японским оборудованием. Новейшими технологиями. Результат— ноль. И тут мне привозят кедровое масло. Говорят, попробуй. Я врача прошу: введи мне зондом вместо лекарства это масло. Это останется между нами. Он согласился. Через три дня язва затянулась. Поправившись, я организовал экспедицию в то место, откуда мне привезли масло. Вышел на берег один. Вижу, стоит женщина в телогрейке, платком обмотана. Говорит, до того кедрача двадцать пять километров. Согласилась меня проводить. Вблизи оказалось, что она молода и очень хороша собой. Там, в глухой тайге, я с ней испытал чувства сильнейшие. Страх. Красота. Страсть. Все на пике. До потери сознания. С ней я понял, почему охотники, которые заблудились в тайге, часто отказываются от возвращения домой и начинают вести отшельнический образ жизни. Сначала уходят на день, потом на неделю, на месяц, и так затягивает человека.

"ЗАВТРА". Вот так же затягивает человека и литература прямого действия, к коей я отношу все ваши книги, Владимир Николаевич. По— моему, писатели делятся на просто писателей и суперписателей. Просто писатели "владеют словом", создают тексты, борются за премии. Их книги не рентабельны, они "широко известны в узких кругах" и живут надеждой, что "оставили свой след в литературе". А суперписатели владеют, от слова власть, сердцами людей, создают собственные философии, евангелия от.., могут вывести на улицы тысячи последователей. Таких у нас было немало. Классические примеры: Тургенев с нигилистами, Толстой с толстовцами— опрощенцами, Горький с босяками. Либеральные идеи, богоискательские, большевистские являются в таком случае предметом и целью сочинительства. Все члены СП СССР со своим методом соцреализма тоже были заняты тем, что "поднимали народ" на большие дела. Монополия идеи кончилась, но традиция литературы прямого действия осталась. Ее, как говорится, не задушишь, не убьешь. Мне кажется, одним из ярких представителей этой традиции как раз и является писатель Мегрэ. Только он ведет людей не на бой кровавый, а к земле. Говорит о гектаре земли, как о целом мире.

В.М. На даче, на шести сотках, невозможно создать экосистему. Невозможно посадить хорошее дерево. Оно непременно будет бросать тень на участок соседа, корни тоже перейдут границы. Там невозможно выкопать пруд. Спланировать лужок с разнотравьем, с лекарственными растениями. Конечно, и хорошего сада не получится. На гектаре же можно "разогнать" природные процессы так, что они сами себя будут восполнять, затраты труда станут минимальными. Вот я приобрел этот участок, на котором за садом не ухаживали лет пять. Но ведь он плодоносит. Четыреста пятьдесят литров хорошего вина получилось. Зачем бормотуху импортировать? Надо быть ближе к природе. К медведю и волку. Раньше молодоженам дарили щенка, котенка, жеребца, теленка, свинку. Они их помещали в одну стайку. И животные очень дружно жили в этом тесном пространстве. В общении с человеком у них пропадает необходимость отстаивать свою территорию. В Сибири, в отдаленных селах, держат медведей и используют их вместо лошади для пахоты.

"ЗАВТРА". И сибирскую волю вы вдруг меняете на эту владимирскую горку. Что за причина?

В.М. Это связано с изданием книг. Из Новосибирска в Москву не наездишься. А издания идут одно за другим. Причем я принимал активное участие, от корректуры до оформления обложки. И в текстах, конечно, что-то меняется со временем. Стал думать, где бы обосноваться. А сюда приехал — такой воздух, такая тишина. И до Москвы — два с половиной часа. До Петербурга — ночь в поезде. Лучше не придумаешь. Здесь жить удобнее, спокойнее, дешевле.

Первую книгу писал от руки. И жил тогда очень скудно. Самые лучшие друзья не верили, будто что-то у меня получится. Экономил даже на метро. Рукопись для перепечатки передавал студенту через турникет, чтобы не тратиться. Друзья, которым показывал первые главы, сначала посмеивались. А потом однажды кто— то из них и говорит, вот бы хорошо было, если Анастасия пришла сейчас к нам и картошки почистила. Я понял, что образ ожил. По-дружески студенты-программисты сделали мне макет. Я им так благодарен. Через некоторое время, когда уже стали собираться читательские конференции по книге, я пригласил ребят, хотел посадить на сцену, но они настолько скромные, что постеснялись.

"ЗАВТРА". Нынче летом я недельку отдыхал в Геленджике. И там вдруг услыхал про вас. Про ваши книги. Это связывали с дольменами — старинными захоронениями в горах. И там тоже проводятся конференции по вашим книгам. Собирается масса паломников. Я, признаться, думал, что у вас там какая—то база.

В.М. Вот так всегда. Никто не может поверить, что я ничего не организовываю. Нет у меня никакой базы, кроме этого дома. Я вообще склонен к одиночеству. Бывает месяц даже по телефону ни с кем не говорю. Жить здесь, в поместье, для меня самое большое счастье. А все эти конференции — абсолютно стихийны. Пришлось бывать во многих европейских странах, где изданы мои книги. Видел, чувствовал горячий отклик у "цивилизованных" европейцев". Знаю, что на имя Путина недавно пришло письмо из Германии, где 60 наших бывших соотечественников просят помочь в деле приобретения им родовых поместий, ускорить принятие Закона о родовых поместьях, тогда они навсегда переедут в Россию. Думаю, потоки переселенцев будут и из других стран. Мы вновь заселим Сибирь, трассу БАМа. Идея родовых поместий проверена на практике. Ее надо только узаконить, и демографическая ситуация переломится.

Я глубоко убежден, что процесс вымирания нации — управляем. Причем в сторону уменьшения численности нашего народа. Убедился в этом, когда испытал всю силу давления, сопротивления идее родовых поместий. Есть силы, которые страшатся возникающему взаимопониманию между "анастасиевцами" и правительством. Таким силам невыгоден мощный социальный взрыв, благодатный, как в атомном реакторе, после чего люди будут счастливо жить на земле. Да, наращиванию "критической массы" противодействует отнюдь не власть и не какие-то партии, конфессии. Палки в колесе ставит хитрая структура, о представителе которой, некоем Дворкине, я уже говорил выше. Он числится ведущим экспертом по сектам, так называемым религиоведом. Ему удалось организовать конференцию в Новосибирске, в резолюции которой Россия позиционируется как страна сект, представляющая угрозу миру. Вычленили триста разных общественных организаций, в том числе и водочную фирму Довгань, например, и рядом с ней "Аум-Синрикё". Как ни странно, мирные строители родовых поместий тоже попали в этот список. Хотя у меня нет никакой организации , никто к нам не приезжал, деятельность нашу не изучал. Одним росчерком пера — сектанты! Документ был разослан всем губернаторам. И чиновники , естественно, стали смотреть на наше движение предвзято. Вот вам, пожалуйста, и механизм противодействия освоению русских земель, заселению их бескорыстными, ничего не просящими у государства тружениками. Напряжение возросло на столько, что привело к смерти главы районного совета Судогодского района Владимирской области, где у нас несколько экопоселений. Он не подчинился решению областных чиновников, поверившим рекомендациям "сектоведа". Приехал на собрание в экопоселение Родное, выступил со словами горячей поддержки, а через день умер. До такого стресса довели человека, приказывая ему отменить свое решение о границах наших поселений.

Так называемое общественное мнение тоже затеяло свою игру. Когда вышли мои первые книги, то это самое мнение было таково, что Мегрэ — мнимый автор, подставной. Потому что если бы это был тот самый предприимчивый Мегрэ, то он бы уже давно организовал выпуск кедрового масла. Я наконец организовал такое производство. И что же? Теперь те же люди говорят, что вот, смотрите, это же коммерсант. И книги его— чисто коммерческий проект. Смешно и грустно.

"ЗАВТРА". По всему видно, у вас, Владимир Николаевич, как у всякого уникального писателя, после блестящего периода взлета пришла пора борьбы с реакцией. Это неизбежно. Мы со своей стороны готовы помочь вам словом и делом. У нас общая цель: родная, русская земля, возделанная, обжитая по всем параллелям и меридианам. Вы в этом плане продвинулись уже далеко. Успехов вам и здоровья. До новой встречи.



…Одолевая синусоиду шоссе на обратном пути, я думал: круты владимирские горки. Долга и ухабиста дорога к дому — к новому образу родной земли. Радовался коттеджам, даже самым дорогим и напыщенным — все равно к ним прекрасную дорогу проложили по родной земле, участок той самой земли облагорожен, радует человека. Или вон на горе фермер-единоличник живет, как сыч въелся в свои гектары, жизнь свою кладет на плодородие родной земли.

Тянулись вдоль дороги и ветхие домики советских времен. Их пока что большинство. Они — сила. Для них и владелец коттеджа, и фермер, и обитатель экопоселения — чужие. Но как-то так получается, что именно эти самые чужаки корчуют луга, запущенные под ольху и осину коренными обитателями этих домиков. Получается, что "чужакам" земля роднее, ближе, нужнее. "Свои" не желают престиж терять. Борются за первородство. Вспоминаю, как жители деревни, по соседству с которой разбили свои гектары анастасиевцы, настрочили бумагу, в которой гневались, что теперь по грибы ходить придется окольным путем, с полкилометра круг давать. Им поместья возводить, а нам ноги убивать. Потому — вон их, поселенцев. Чтобы духу не было. Затем и еще одна бумага ушла "в область". Деревенская полиция нравов доносила прокурору, что-де поселенцы эти нагишом купаются в озере. Бесстыдные! А я думал: " Подглядывать разве хорошо?". Пишут в местную газету, мол, эти "сектанты" подозрительно как-то ведут себя. "Все улыбаются". И чего они улыбаются в самом деле? Чего не хмурятся? Матом друг дружку не кроют? Еще пишут в газету, мол, один бусурманин-экопоселенец взял да и похоронил мать свою усопшую на собственном гектаре. Ей здесь, мол, хорошо будет. Она так хотела. А ну-ка, выкопать старуху! Это Лев Толстой в своей усадьбе захоронен, в Ясной Поляне, недалеко от родного дома. Очень просил. Завещал, можно сказать. Так ведь — граф! А тут понаехали всякие…

Старое с новым — это всегда так.