Школа, в которой… учителя не учат детей.

Здесь действуют совсем иные правила и законы: ученики сами должны захотеть чему-нибудь научиться. И только тогда к ним на помощь приходят взрослые.

- А вдруг он так ничему и не научится? Этот страх заставляет нас постоянно контролировать детей. Мы желаем им добра, мы не щадим сил, но - не верим в них. Вот самая принципиальная граница между педагогическими системами. Учителя, у которых хватает мужества следовать за естественным развитием ребенка и ждать, порой годами, пока он найдет свою дорогу.

И те, кто любовно, ласково, но непреклонно лепит ученика по своему образу и подобию. Чтобы был как все, как положено.

Конечно, даже самые храбрые из нас не могут позволить себе в наших школах то, что легко достижимо в школе долины Садбери. И все-таки доверять ребенку можно прямо сейчас. Везде.



Каждый год в начале июня Джон приходит в школу поговорить со мной о своем сыне.

Джон - мягкий, интеллигентный мужчина, горячо переживающий за своего сына Дана. Джон немного обеспокоен. Совсем немного, но достаточно для того, чтобы приходить раз в год. Он приходит, чтобы вновь обрести уверенность. Я примерно представляю, как будет происходить разговор.

- Я знаком со школьной философией и поддерживаю ее. Но я должен поговорить с вами. Я обеспокоен.

- В чем проблема? (Конечно, я знаю. Мы оба знаем. Это ритуал. Пять лет подряд мы говорим одно и то же.)

- В школе Дан рыбачит целыми днями.

- Ну и что?

- Весь день, каждый день. Осенью, зимой, весной. Единственное его занятие - рыбалка.

Я смотрю на Джона и жду следующего предложения.

- Я волнуюсь, что он ничего не учит. Он вскоре вырастет и обнаружит, что ничего не знает.

С этого места начинается мое выступление, которое Джон и хотел услышать. "Все в порядке. Дан выучил уже многое. Прежде всего он специалист в рыбной ловле. Он знает больше взрослых о рыбах: их виды, повадки. Может быть, он станет Знаменитым Рыболовом". В этом месте Джону становится немного не по себе. Наверное, картина "Дан - главный авторитет по рыбалке" кажется ему неправдоподобной. Но я продолжаю: "Дан понял и другие вещи. Он научился не выпускать из рук добычи. Осознал ценность свободы. Он научился быть счастливым".

И действительно, Дан - самый счастливый ребенок в школе. Его лицо светится улыбкой, все - от мала до велика - любят его. Моя речь подходит к завершению. "Однажды, если у него пропадет интерес к рыбалке, он проявит такое же усердие в другом деле. Не волнуйтесь".

Джон встает, благодарит меня и уходит. До следующего года.

Но вот однажды Джон не пришел для нашего традиционного разговора. Почему? Дан перестал рыбачить! В пятнадцать лет он увлекся компьютерами. В шестнадцать начал работать в местной фирме. В семнадцать вместе с двумя товарищами организовал собственную компанию по продаже и обслуживанию компьютеров. А в восемнадцать продолжил обучение в колледже. На самостоятельно заработанные деньги. Дан не забыл того, чему научился много лет назад во время рыбалки.




Сидящим напротив меня двенадцати мальчишкам и девчонкам от девяти до двенадцати лет. Неделю назад они попросили обучить их арифметике - сложению, вычитанию, умножению, делению и всему остальному.

- На самом деле вы вовсе не хотите этого знать, - сказал я им неделю назад, когда они подошли ко мне в первый раз.

- Мы хотим, мы уверены в этом.

- Нет, - настаивал я. - Может быть, ваши друзья, родители или родственники хотят этого, но вы сами предпочли бы играть в саду.

- Мы знаем, что мы хотим: обучаться арифметике. Поучите нас, и мы докажем это. Мы будем выполнять все задания и упорно заниматься.

Я знал, что занятия арифметикой в обычной школе занимают несколько лет, и был уверен, что детский интерес иссякнет через пару недель. Но сейчас у меня не было выбора, я был загнан в угол. "Если вы серьезно решили учиться арифметике, я буду ждать вас в этой комнате ровно в 11 часов по вторникам и четвергам. Если опоздаете на пять минут - урок отменяется. Отмена двух уроков - конец обучению". "Согласны", - сказали ребята.

Сложение заняло два урока. Они учились складывать все подряд. Длинные тонкие деревья, короткие толстые деревья, длинные толстые. Они делали дюжины упражнений. На вычитание ушло тоже два занятия, но пришлось дополнительно объяснить "одалживание". Актуальная финансовая проблема. Они шли дальше. Помогали друг другу, когда это требовалось.

После двадцати уроков они одолели все премудрости многолетнего школьного курса. Каждый знал материал намертво.

Мы отметили окончание занятий замечательной вечеринкой.

Алан Уайт, учитель математики в государственной школе, не удивился такому результату. "Известно, что преподаваемый материал сам по себе не представляет сложности. Но действительно трудно, фактически невозможно впихнуть его в головы учеников, которые ненавидят каждую твою попытку. Единственный способ - вдалбливать мало-помалу каждый день годами. Многие шестиклассники все же математически абсолютно безграмотны. Дайте мне ребенка, который хочет знать математику, и мне хватит месяца".




В Школе долины Садбери не было случая дизлексии. И никто точно не знает почему. Дизлексия - функциональное нарушение, затрудняющее обучение чтению и письму. Некоторые специалисты считают, что двадцать процентов населения страдают от этой проблемы. Но мы никогда не сталкивались с ней. Должно быть, потому что мы никого не учили, как надо читать. Никто из взрослых не говорил: "Учись читать сейчас". Никто не спрашивал: "Не хотел бы ты научиться читать?" Наш девиз: дождись первого шага от ученика.

В нашей школе некоторые дети начинают читать рано, другие позже. Но именно тогда, когда они к этому готовы. Некоторые "поздние" читатели становятся записными книгочеями.

У нас нет ни одного учебника для чтения - никаких букварей. Интересно, заглядывают ли взрослые, кроме учителей, в эти книги? Они примитивны, скучны и ограниченны! Для современного ребенка, "взращенного" телевидением, эти учебники кажутся идиотскими.

Похоже, каждый школьник учится читать своим методом. Некоторые - когда им читают вслух. Другие - по оберткам от конфет, игровым правилам, уличным вывескам. Кто-то запоминает звуки-буквы, кто-то слоги, а кто-то целые слова. Надо честно признать, мы не знаем, как ученики это делают. И дети сами не могут нам это объяснить. Возможно, чтение для ребенка как умение говорить. Почему дети учатся говорить? В мире люди общаются с помощью речи. А дети больше всего на свете хотят овладеть этим миром. Попробуйте их остановить!


То же самое происходит и в отношении чтения в Школе долины Садбери. Когда детям позволяют определиться в своих стремлениях, они сами понимают, что в нашем мире написанное слово - волшебный ключ к знаниям. И любознательность в конце концов заставляет воспользоваться этим "ключом".




Нам приходится быть осторожными со словами. Это просто чудо, когда слово означает одно и то же хотя бы для двоих. Например, "класс". Может быть, там нет такого слова вообще. У большинства людей возникает образ комнаты, где ученики сидят за партами и получают инструкции от учителя. Возникают дополнительные ассоциации: "время урока", "домашнее задание", "учебник". И еще: скука, угнетение, успех, соревнование.

У нас в школе это слово означает совсем другое. Класс - соглашение между двумя сторонами. Оно возникает, когда один человек (или группа) решает, что хочет знать что-то особенное, например алгебру, или французский, или гончарное дело. Некоторое время ребенок работает самостоятельно: находит книгу или компьютерную программу. Но это еще не класс. Это просто обучение.

Однако ребенок может обнаружить, что сам не справится. Тогда он ищет кого-нибудь, кто поможет, научит. Когда найдет, заключается соглашение, формулируются взаимные обязательства. Вот тогда и появляется класс. Те, кто проявил инициативу, - ученики. Кто заключил соглашение - учитель. Учителями могут быть и ребята, и взрослые сотрудники школы, и приглашенные специалисты.

Учителя нашей школы должны быть готовы заключать соглашения, которые отвечают потребностям учеников. Мы получаем много писем от людей, желающих устроиться к нам на работу. Они пространно описывают, что могут дать ученикам. Но для нас важно, что ученики захотят "получить". Учителям-профессионалам это бывает трудно уловить.


Класс оговаривает все условия. Учитель соглашается быть в распоряжении учеников в определенное время. Выбирается учебник, составляется план. Если учитель приходит к мысли, что ему нечего больше дать, то ученикам приходится искать другого учителя. А если ученики не захотят учиться дальше, учителю нужно найти, чем занять себя в означенный час.




Как долго ребенку нужно находиться в школе? Когда приходит время ее покинуть?

В возрасте четырнадцати лет Саул увлекся фотографией. Заполучив темную комнату в школе, он организовал там лабораторию. Но в шестнадцать лет мальчик захотел получить уроки у Мастера. Неделю за неделей он рыскал по Бостону, разыскивая фотографа, который согласился бы взять его в ученики. Ответы не вдохновляли. К тому времени, когда Саул набрел на Джона, он уже знал, как следует просить и отметать возражения. Джону не хотелось рисковать, обучая молодого человека. "Я уже имел дело с подростками, они все безответственны. Не приходят вовремя, лодырничают". Саул настаивал. Два дня в неделю он на автобусе добирался до Бостона и работал у Джона. Без опозданий, прогулов и дурацких шуток. В конце года его попросили остаться в лаборатории. Сегодня Саул - прекрасный фотограф-художник, знающий в совершенстве техническую сторону процесса.

Только однажды "ученичество" потерпело неудачу. Мастер оказался безответственным и не выполнил обязательств. Ученик бросил его и нашел другого специалиста.

Школьники получают опыт ответственности не из книг или лекций, а из опыта реальной жизни. Ты и только ты должен принять решение и жить с ним. Никто не будет думать за тебя и защищать от последствий твоих действий.