Дакийские Отшельники и Мудрецы

Страбон, греческий историк и географ, рассказывает о мизийских, theosebeis и kapnobatai, которые обитали на правом берегу Дуная. Эти аскеты и созерцатели были вегетарианцами и питались только мёдом, молоком и сыром. Страбон добавляет, что среди фракийцев также есть благочестивые отшельники, которые живут отдельно от женщин и известны как ktistai. Их почитают, потому что они посвятили себя богам и живут, "свободными от всякого страха.

Ориген сообщает легенду, согласно которой Залмоксис проповедовал пифагорейское учение среди кельтов, что снова доказывает важность даже для поздней античности традиции, которая определяет религию Залмоксиса как веру в бессмертие души. Некоторые современные авторы проводят сравнение между друидизмом фракийцев и гето-дакийскими братствами. Оно заключает в особенности важность верховного жреца, веру в бессмертие и инициатический тип священной науки, характерный для друидов, который вызывает дакийские параллели. Также мы должны быть готовы предположить определённые кельтские влияния, потому что кельтские народы обитали какое-то время в западных областях Дакии. Поэтому вероятно, что во времена Страбона "мистериальная" традиция культа Залмоксиса сохранилась среди гето-дакийских отшельников и других строгих практиков религии, под какими бы именами они ни были нам известны. В равной степени вероятно, что эти аскеты-одиночки находились в какой-то втепени под контролем верховного жреца.

Важность верховного жреца сильно подчёркивает Иордан, который, хотя и писал в шестом веке, однако использовал более ранние источники, в частности Кассиодора, кто, в свою очередь, основывался на Дионе Хризостоме и других авторах. Иордан верит в то, что он пишет историю предков, готов, и мы ещё вернёмся к этой путанице между названиями "геты" и "готы". Иордан утверждает, что у даков был царь, Залмоксис, "очень образованный в философии", а перед ним другой мудрец, Зейта, которому наследовал Декеней. Согласно Иордану Декеней стал сотрудничать с царём Буребистой, когда римлянами правил Сулла, то есть около 80 г. н. э. - и это похоже на правду. Деятельность Декенея, как представляет её Иордан, была одновременно культурной и религиозной. С одной стороны, в нём присутствуют черты культурного героя (какой представлялась эта фигура в поздней античности); с другой стороны, он действует как реформатор (если не как создатель) религиозного института.

Иордан описывает цивилизаторскую деятельность Декенея в экстравагантных терминах: Когда он заметил, что готы (=геты) "во всём ему повинуются и что они обладают природным умом, обучил их почти всей философии, а он был в этом деле опытный учитель. Далее, наставляя их этике, он обуздал их варварские нравы; преподавая физику, он убедил их жить в согласии с природой, по собственным законам, которые [законы], будучи записаны, и до сих пор зовутся belagines. Обучая логике, он сделал их превыше всех остальных народов сведущими в [искусстве] рассуждения; показывая практику, он убедил их жить в добродеянии; открывая теоретику, научил созерцать двенадцать знаков [зодиака] и бег через них планет, а также всю астрономию. Он объяснил и то, каким образом лунный диск испытывает увеличение или претерпевает ущерб, и показал, насколько огненный солнечный шар превосходит размерами земной круг, и изложил, под какими именами и под какими знаками на небосводе, всё более и более склоняясь, низвергаются в своём падении 346 звёзд.

Каково же было, спрашиваю я, удовольствие, когда отважнейшие мужи, имея маленькую передышку от военных дел, впитывали философские учения! И ты мог видеть, как один исследует положение неба, а другой - природу трав и кустарников; этот наблюдает прирост и ущерб луны, а тот - работу солнца и то, как подхваченные вращением небосводы приводят обратно на западную сторону те [светила], которые спешат идти к восточной, получив отдых по установленному закону.

Передав им [гетам] из своих знаний всё это и многое другое, Дикиней прославился у них как чудодей и повелевал не только меньшими, но даже королями".

Эта сказочная картина - нечто большее, чем простое упражнение в риторике. Некритически компилируя источники, Иордан преследует главную цель: восславить "предков", гетов. Дион, один из источников, подтверждает, что геты были почти так же цивилизованы и "образованны", как греки. Конечно, это замечание подтверждается почтенной традицией: Залмоксис - ученик Пифагора. Но Страбон уже подчеркнул астрономические познания верховного жреца, и Иордан повторяет и расширяет информацию, которая, как мы видели, также подкрепляется дакийскими святилищами и их солярной и календарной символикой. Верным является то, что Иордан представил Декенея как цивилизатора целого народа; вопреки стереотипу "культурного героя", который преобладает в его романтической биографии, весьма вероятно, что источники, которые он использовал для своей компиляции, отражали удивительный процесс, происходивший в Дакии между эпохой Буребисты и Декенея и эпохой Децебала. Возможно разглядеть в энциклопедическом обучении даков Декенеем, которое восторженно описал Иордан, культурный прорыв даков после политического объединения, проведённого Буребистой, с его апогеем во время правления Децебала.

Иордан также делает Декенея ответственным за религиозную организацию у гетов. Он выбрал самых благородных и мудрых "и, научив их теологии, убедил их почитать некоторых богов и святилища. Священникам, которых он посвятил, он дал имя pilleati ["с шапками на головах"], во что я верю, потому что во время совершаемого ими жертвоприношения их головы покрыты тиарами, которые мы также называем pilleos. Кроме этого он постановил, чтобы остальные люди назывались capillati ("длинноволосые"), имя, которое приняли готы [=геты] и ценили превыше всего, и которое они сохранили в своих песнях до наших дней".

У нас нет никакой причины верить, что организация жреческого класса была делом рук Декенея, или что имена pilleati и capillati - его изобретение. Весьма вероятно, верховный жрец был просто реформатором института, который уже существовал, но по необходимости был организован и усилен, когда Дакийское государство приобрело мощь и выдающееся положение, а это произошло, как нам известно, при Буребисте.

В любом случае, последний компилятор, писавший о дакийской религии, останавливается почти исключительно на деятельности Деценея, верховного жреца и культурного героя, и помещает Залмоксиса среди его наследников. Здесь мы имеем дело с секуляризированной и значительно "историзированной" версией deus otiosus. Как бог, Залмоксис исчез. После Иордана немногие источники, ещё упоминающие Залмоксиса, всегда представляют его, вместе с Декенеем, как философов, которые цивилизовали готов в сказочной стране их предков, Дакии.



Однако трансформация Залмоксиса в культурного героя и философа является исключительно делом рук иностранных авторов; у нас нет доказательств, что такой же процесс имел место в среде гето-даков. Одним словом, всем, что мы знаем, о Залмоксисе и религии даков, мы полностью обязаны сведениям и комментариям иностранных писателей от Геродота до Иордана. Когда мы пытаемся определить, через посредство их интерпретации, какова была первоначально религия Залмоксиса и в каком направлении она развивалась, мы приходим к следующему заключению: мистагогический характер Залмоксиса и его известной доктрины о бессмертии, которая произвела такое впечатление на греков, сопровождалась возрастающим интересом к медицине, астрономии, мистицизму и "магии". И действительно, похожие процессы можно наблюдать в других мистериальных религиях на протяжении периода греко-восточного синкретизма.

Мы не знаем, что случилось с Залмоксисом и его культом после того, как Дакия стала римской провинцией (106 г. н. э.). Ясно одно: романизация проходила быстрее и радикальнее среди урбанизированного населения. Это было в городах, названия которых в основном изменились, и именно здесь процветали синкретические культы. Но, как повсюду в других провинциях Римской империи, автохтонные религиозные реалии, более или менее трансформированные, выдержали не только романизацию, но также и процесс христианизации. У нас есть множество доказательств, что "язычники" - то есть гето-даки и дако-римляне - продолжали жить среди румын, и мы воспользуемся случаем упомянуть о них в другой главе. Но их число было значительно больше: достаточно подумать о культе мёртвых и погребальной мифологии, о земледельческих ритуалах, сезонных обычаях, магических верованиях и так далее, что, как хорошо известно, существовало многие тысячелетия.

Пример преемственности, о которой свидетельствует даже язык, представляет богиня Диана. Пырван придерживался мнения, что дако-римская Диана (diana sancta, potentissima) была ни кем иным, как Артемидой-Бендидой фракийцев (Геродот 4. 33). Тождество, вполне вероятное, ещё не доказано, однако несомненно, что божество аборигенов, синкретизированное или нет, скрывалось под римским именем Дианы. Культ этой богини уцелел после романизации Дакии, и имя Diana обнаруживается в румынском слове zana ("фея"). Diana sancta Сармицегетузы становится Косынзяной (San(cta) Diana), центральной фигурой румынского фольклора. Религиозная и лингвистическая преемственность подтверждается прежде всего тем фактом, что процесс трансформации имел место в сельских (отсюда фольклор) лесных и полевых районах.

Мы не можем ожидать подобного процесса в случае с Залмоксисом, так как с самого начала культ процветал в среде образованных людей и в прото-урбанизированных местностях. С другой стороны, трудно предположить, что главный бог гето-даков, единственный, кто интересовал греков и, позже, элиту эллинистического и романского мира, и кого писатели продолжали упоминать вплоть до конца античности, был единственным, который исчез, не оставив следов, и был полностью забыт, после того как Дакия превратилась в римскую провинцию. Не узнаем ли мы его в одном из синкретических романизированных божеств?

Давайте не забывать, что отчётливые харак-теристики культа Залмоксиса были теми же, что и у эсхатологической мистериальной религии: согласно Геродоту, Залмоксис приоткрывает возможность получить бессмертие путём инициации, которая включает descensus ad inferos и эпифанию, ритуальную "смерть", за которой следует "второе рождение". Итак, можно думать, что вера в Залмоксиса была воспринята и радикально трансформирована христианством. Трудно допустить, что религиозный комплекс, в центре которого находилась надежда на обретение бессмертия по примеру - и через медитацию - бога, чья структура мистагогична, мог быть игнорирован христианскими проповедниками. Все аспекты религии Залмоксиса - эсхатология, инициация, "пифагорейство", аскетизм, мистическая эрудиция (астрология, целительство, чудотворство и др.) - поддерживают сравнение с христианством. Лучшим и самым простым объяснением исчезновения Залмоксиса и его культа может быть, по всей видимости, ранняя христианизация Дакии (до 270 г. н. э.). К несчастью, у нас очень мало сведений, рассматривающих самые архаические фазы христианства в Дакии; поэтому мы не знаем, сохранились ли какие-нибудь аспекты религии Залмоксиса в новой форме во время первых веков христианства.

Однако бесполезно рассматривать возможное сохранение Залмоксиса в румынском фольклоре, по той простой причине, что его культ не был специфически сельским по структуре, и прежде всего потому, что, больше чем какое-либо другое языческое божество, он влился в почти полную христианизацию.



Парадоксальна судьба Залмоксиса. Исчезнув в дако-романской среде, он сохранился вдали от родной страны, в преданиях готов, а далее в значительно мифологизированной историографической эрудиции Запада. Он уцелел главным образом благодаря тому, что стал в некотором смысле символизировать дух гето-даков. И вследствие реконструкции мифологической истории гето-даков в сознании западного мира, со времён варварских вторжений до конца Средневековья, мы понимаем, почему Альфонсо Мудрый, в своей Cronica general, так пламенно обсуждает Zalmoxen, Borubista и его советника Dicineo.

Чтобы начать, мы должны иметь в виду, что образ гето-даков со времён Геродота стал более определённым и значительным, особенно в течение последних веков античности. По сравнению с другими "варварами", они выделялись своими моральными качествами и героизмом, благородством и простым образом жизни. Но с другой стороны, особенно из-за того, что их путали со скифами, гето-даков представляли просто как дикарей - волосатых (hirsuit), нестриженых (intonsi), одетых в кожу (pelliti) и т.п.

Предание о героизме гето-даков - "самые храбрые среди всех фракийцев", определение, которое даёт им Геродот - продолжало бытовать долгое время после исчезновения Дакийского государства. Овидий упоминает "диких гетов, не боящихся силы Рима" и описывает их как "настоящих Марсов по облику". Для Вергилия страна гетов была "воинственной землёй Реза"; именно Марс правил над их областями. В начале второго века нашей эры Дион Хризостом ещё повторял, что геты были "самыми войнолюбивыми среди варваров". И Лукиан писал: "Когда бы я ни взглянул на страну гетов, я видел их воюющими". В пятом веке Сидоний Аполлинарий утверждал, что геты (которых он называет "фракийцы") были неуязвимы. Что касается Иордана, он тщательно разработал целую мифологию исключительного героизма его "предков": геты (=готы) победили греков во время Троянской войны, а позднее они одержали верх над Киром и Дарием; хотя армия Ксеркса насчитывала 700.000 человек, она не осмеливалась встретиться лицом к лицу с гетами. Исидор из Севильи пишет в своей Historia gothorum, что даже Рим, побеждавший все народы, "терпел ярмо пленения, наложенное на него".

Достаточно естественно, что после отождествления с амазонками геты были уподоблены гигантам. Овидий сравнивал их с наследниками гигантов, лестригонами и циклопами. Со своей стороны, христианские писатели достаточно часто принимали гето-даков за Гога и Магога. Часть этнических мифологий развилась на основании путаницы между гетами и готами. Юлиан Отступник, вероятно, первый, кто употребил термин "геты" как эквивалент слова "готы", хотя это не означает, что он спутал два народа, так как он упоминает победу первых над вторыми, а также говорит о даках. В четвёртом веке Пруденций подхватывает это уподобление, и формула становится всё более и более распространённой, хотя этническая принадлежность гетов не была забыта. Но только с Клаудианом (начало пятого века) утвердилась традиция называть готов "гетами". Его современник Орозий пишет: "Но те, кто сейчас готы, прежде были гетами" (modo autem Getae illi qui et nunc Gothi), и Рутилий Клавдий Наматиан, Проспер Аквитанский, и многие другие авторы приняли это уподобление. Кассиодор (487-583), главный источник Иордана, всего лишь следует уже установившейся традиции. В свою очередь, Иордан использует термин "геты", когда обсуждает античную историю и, за малыми исключениями, - "готы", когда говорит о сравнительно недавних событиях.

Славный облик готов, какими представили их Иордан и Исидор, и какими мы обнаруживаем их позднее, на протяжении Средних веков, в романсах, принадлежащих к циклу о Теодорике, сосуществует с другим, отрицательным образом, происходящим от смешения между гетами (=готы) и скифами. Два этих представления продолжаются на протяжении всего Средневековья, как доказывает тщательное исследование Джейн Лейк. Стереотипные эпитеты - "одетые в кожу", "нестриженые", "волосатые" - переходят от гетов и скифов к готам . В средневековой географии германский север классическими авторами представлен как Scythia; отсюда геты и их соседи передвинулись севернее к этому региону. В своей Cosmographia Этикус Истер даже Чёрное море, Кавказ и Каспийское море помещает на Севере. В начале Средних веков термины "Готия" и "Гетия" применяют к Дании и Ютландскому полуострову, и на средневековых картах Дания называется "Дакией" или "Готией", поскольку на протяжении Средневековья "даки" были синонимичны "данам". Адам Бременский смешивает готов и гетов, данов и дакийцев и называет их всех гиперборейцами.

В своей хронике герцогов Нормандии Ги-льом де Жюмьеж (одиннадцатый век), подробно излагает их легендарную историю и говорит о "Дакии, также называемой Дания" (Dacia, quae et Danamarcha), стране, населённой готами, у которых было "много королей, щедро одарённых познаниями замечательных философов, по имени Зейта и Дикинеус, а также Залмоксис и многие другие". Но, как показал Александру Бусуйочану, эта традиция была принята прежде всего в Испании и закончилась тем, что стала составной частью национальной культуры. Исидор, сам готского происхождения, основывает иберийскую историографию на пресловутой идентичности гетов и готов. Исидор, не знавший Иордана, в своём панегирике Испании говорит о стране, "в которой расцветает славное плодородие народа гетов" (Geticae gentis gloriosa fecunditas). И когда в начале тринадцатого века Иордана начали читать в Испании, "даки" вошли в историю и генеалогию испанцев, через Historia Gothica епископа Родриго Хименеса де Рада и Cronica General короля Альфонсо Мудрого. Всё, что пишет Альфонсо об отдалённых землях предков Dacia или Gocia, Zalmoxen, "о котором рассказывают историки, что он был великолепно образован в философии", короле Borubista и его соправителе Dicineo, прямо заимствовано из Иордана. Но в этот раз мы имеем дело с чем-то бо0льшим, нежели простая компиляция. Александру Бусуйочану убедительно показал роль историзированной мифологии в Реконкисте и, шире, в формировании исторического сознания испанцев.

В самом деле, символично, что имя Траяна, императора чисто иберийского происхождения, не обнаружено в Cronica General в главе, посвящённой истории Дакии, тогда как Децебал (Дорпаней) в ней фигурируют. У Альфонсо для Траяна отведена глава в истории Рима, и именно в ней мы находим краткое упоминание о завоевании Дакии. Это первое упоминание в испанской хронике о Траяне как завоевателе Дакии.

Мы можем сказать, что противоположный процесс наблюдается в историческом сознании румын. Действительно, начиная с шестнадцатого века центральной темой румынской историографии главной причиной национальной гордости было латинское происхождение. Рим и идея латинизма занимает первое место в формировании румынской культуры. Только в середине девятнадцатого столетия даки оказались "заново открыты" в дерзком исследовании, где Хасдеу спросил, действительно ли они исчезли. И только в 1920 г., благодаря прежде всего Пырвану и его ученикам, протоисторию и древнюю историю Дакии начали изучать с научной точки зрения. Но направление очень быстро развивалось, особенно среди писателей и дилетантов, и в наиболее экстравагантных проявлениях получило имя "фракомании". Дело зашло так далеко, что стали говорить о "бунте автохтонной основы", под которым понимался бунт гето-фракийского элемента против латинского, хотя и введённого в период формирования румынского народа.

Возрождение "автохтонной основы" составляет чрезвычайно богатую событиями главу в истории современной румынской культуры, однако находится за пределами этой работы. Достаточно будет упомянуть, что Залмоксис играет ведущую роль в возрождении самого отдалённого прошлого румынского народа. В ряде работ Залмоксис снова является как пророк; в различных эссе и монографиях как религиозный реформатор, сравнимый с Заратустрой; как небесный бог, основатель гетского "премонотеизма", в определённых историко-религиозных интерпретациях теологической направленности. Но всегда и везде Залмоксис оживает, потому что он воплощает религиозный дух дако-гетов, потому что, в конечном итоге, он представляет духовную жизнь "автохтонов", почти мифических предков, завоёванных и ассимилированных римлянами.

"Геты" сохранились в мифологизированной историографии западного мира, потому что их перепутали с готами; они стали мифическими предками германских народов и, позднее, испанцев. Что касается их "королей и советников" - Залмоксиса, Декенея - они сохранились в памяти Запада прежде всего как культурные герои "гетов". Близкий процесс имел место в историческом сознании румын. Гето-даки были открыты заново как предки, и в большой степени как одни из "мифических предшественников", так как они несут в себе множество параисторических символов. Что касается Залмоксиса, в современной румынской культуре ему возвращён изначальный религиозный престиж, утраченный в первые столетия нашей эры, когда он был низведён до роли культурного героя. Но, очевидно, это возвращение само по себе явилось продуктом культуры и нашло своё место в истории идей современной Румынии.