Остров Св. Матфея или механизмы вымирания.
В известной работе В.Пономаренко "Проблема 2033" есть фрагмент, посвященный оленям, оставленным на острове Святого Марфея. Процитируем его:
Остров св. Матвея
В 1944 г. на необитаемом острове св. Матвея были оставлены 29 оленя. Мхи и лишайники, основная пища оленей, были превосходны. Толщина мха достигала 10 см. На острове не было ни хищников, ни охотников, и количество животных на протяжении последующих 19 лет увеличивалось со скоростью 32% в год, достигнув в 1963 г. численности 6000 голов. В течение последующих трех лет почти все животные вымерли, оставив жалкое стадо из 41 оленихи и одного оленя. В снежную зиму 1963-1964 гг. погода была не настолько тяжелой, чтобы не дать возможность добраться до корма. Причина была в другом: перевыпас, чрезмерное истощение пастбища.
Несущая способность территории определяется как максимальное количество животных, которые могут поддерживаться в течение года без нарушения окружающей среды. Для острова св. Матвея она составляет 5 оленей на 1 кв. км. Эта величина была достигнута уже в 1957 г. при численности стада 1350 голов. Во время пика популяции на 1 кв. км приходилось 18 особей. После этого поголовье некоторое время росло, а воспроизводимость корма уменьшалась. Деградация пастбища оказалась необратимой; произошло скачкообразное уменьшение популяции оленей. После краха на 1 кв. км. приходилось всего 0.126 животного, но для истощенного пастбища и это оказалось слишком много. Возобновление пастбища даже при полном отсутствии животных занимает десятилетия. При наличии остатков стада оно стало невозможным: несущая способность острова уменьшилась, по крайней мере, на 97.5%.
У меня возник ряд комментариев к этому фрагменту.Итак.
Любая биологическая популяция каким-либо образом оказывается ограниченной в размерах. В естественной среде обитания факторов ограничения обычно несколько; один из них является основным; или же они меняются по степени важности в зависимости, например, от времени года, или от других обстоятельств. Один из обычных факторов – это голодная смерть из-за недостатка корма, он сыграл свою роль на острове св. Матвея. Другой – это хищники; почти у любого вида есть какой-то естественный враг, который его ест. К примеру, в системе из зайцев и волков зайцы почти никогда не страдают от недостатка пищи – если зайцы так размножатся, что им начнет не хватать травы и коры с деревьев – волки уже давно будут вовсю их жрать. Но помимо этих двух обычных факторов есть также ряд других – таких как 3) болезни и эпидемии, которые “лучше” работают в перенаселенных популяциях; 4) вырождение генофонда популяции в отсутствии естественного отбора; 5) работа инстинктов самоограничения численности вида. Последние три фактора работают, даже если полностью исключить влияние “основных” – голода и хищников.
Могут ли олени на острове жить спокойно и счастливо неограниченно долгое время? Гуманистам и пацифистам хочется верить, что могут. Но логический анализ ситуации приводит к выводу, что нет, не могут, что мы сейчас и постараемся показать.
Мы видим из примера, что если оставить на острове небольшое количество оленей с большим количеством корма – то они его съедят за конечное время (при этом сильно размножившись), а затем, столкнувшись с недостатком корма, часть популяции вымрет, а оставшаяся часть продолжит существование на грани голодной смерти. Причем случай острова св. Матвея усложнен: произошла еще и деградация кормовой базы – то есть корм здесь можно сравнить с невозобновимым ресурсом, хотя на самом деле он вроде бы является возобновимым. Здесь можно привести следующую аналогию: крестьянин в голодную зиму ни за что не должен есть посевной запас пшеницы – даже если от голода умрет кто-то из его детей, так как он знает, что если он весной ничего не посеет – то уж тогда с гарантией умрут все. Олени же уподобились крестьянской общине, которая по дурости съела все, что имела, включая семена, до последнего зернышка – и потом, не имея пшеницы, оказалась вынуждена кормиться лебедой – а ею черта с два прокормишься в таком количестве, пришлось почти всем поумирать с голоду.
Что можно сделать, чтобы олени не умирали от голода? Можно ввести другие ограничивающие факторы. Например, вместе с оленями оставить несколько пар волков. Тогда корма будет хватать, но часть молодняка будет постоянно поедаться волками. В установившихся экосистемах так чаще всего и происходит. Сделает ли это оленей счастливыми? В истории человечества было много обществ, в которых война была основным фактором ограничения населения. “Лишняя” молодежь регулярно собиралась и шла войной на соседний регион, и успешно сокращала и его, и собственную численность.
Судя по сохранившимся данным, именно такой процесс имел место в течение всей истории Древней Греции, разбитой на небольшие государства-полисы. Было ли это хорошо для греков? Трудно сказать. Какая смерть лучше – от голода, или от копья в животе? Вряд ли мы об этом узнаем, так как никто не умирал дважды...
Какие же есть еще способы сделать оленей счастливыми? Представим себе, что по достижению некоторой разумной численности, например 500 голов, мы даем оленям директиву – от каждой оленихи в течение жизни – два олененка, и не больше. И строго следим за выполнением, уж не знаю каким путем. Тогда численность оленей стабилизируется, и будучи в рамках нагрузочной способности острова, они не будут страдать от голода. Ну что, ура? Оказывается, не совсем. Даже при выполнении этих довольно утопичных условий, в действие вступит фактор, который называется “вырождение генофонда популяции в условиях отсутствия естественного отбора. Это достаточно емкий вопрос, о нем можно прочитать в этом материале. Но факт тот, что популяции, чтобы оставаться жизнеспособной, необходимо чтобы часть особей в ней постоянно погибала, не достигнув репродуктивного возраста – и естественно, чтобы погибали по возможности менее здоровые и жизнеспособные особи. А ситуация “рождаются только два ребенка и оба дорастают до взрослого” приводит к тому, что за весьма небольшое время, не более десятка поколений, особи в популяции станут настолько больными, что будут умирать сами собой, без всякой помощи, и от известных болезней, и от тех о которых раньше и не слыхали. Причем для человека это даже не десяток поколений, а гораздо меньше. Подробнее – опять же, почитайте в вышеприведенном материале. Или поговорите, к примеру, с опытным кролиководом, он вам расскажет, что будет, если на племя отбирать не одного кролика из многих десятков (самого здорового и красивого), а какого попало, включая тех крольчат, которые хотели сдохнуть, и которых долго выхаживали и лечили. У животных поколения быстро сменяются, и животноводы отлично знают то, что боятся знать медики. Еще хороший пример - породистые собаки; хозяева тратят большие деньги и лечат их от кучи разных болезней всю их жизнь, холят, лелеют и кормят, в то время как дворняжки живут в нечеловеческих условиях совершенно спокойно и кормятся чем попало. А все потому, что их щенков (и взрослых) никто не выхаживает: сдох - значит сдох; а на помойках отбор жестокий, слабые там долго не живут.
Что же выходит? Что любые, самые изощренные меры, призванные сделать наших оленей на острове св. Матфея счастливыми, в лучшем случае могут сделать из счастливыми на какое-то время? Да, увы, это так.
Для полноты картины надо еще упомянуть о действии такого фактора, как инстинкт самоограничения численности популяции. За огромные сроки эволюции у многих живых существ выработался механизм, предохраняющий популяции от того, на чем попались олени на острове св. Матвея – от деградации окружающей среды в результате чрезмерного роста численности.
Этот механизм, к сожалению, вовсе не совершенен, и совсем не обязательно работает идеально, но он существует, и мы нередко можем наблюдать его действие. Самый известный пример – это самоубийственная миграция леммингов. Когда их численность на определенной территории превышает некоторое значение, то большая их часть собирается в огромную толпу и двигает в произвольном направлении. Если на пути вода – то прямо в воду. Те немногие, которые остаются – продолжают жизнь популяции. Ну а если вдруг прущая вперед толпа леммингов набредет на незанятые пригодные к жизни пространства – она их заселит, таким образом осуществляя расселение популяции. Поскольку действие происходит в тундре – можно предположить, что целью этой миграции является недопущение именно той беды, что произошла с оленями – выедания мха до основания, до деградации пастбища. Известны примеры с различными видами насекомых – при излишней численности они собираются большими колониями, и размножение в этих колониях прекращается. У человека этот инстинкт тоже имеется. Цитирую: «Блокирует и расстраивает работу брачно-родительских инстинктов. Проявляется в снижении интереса к полномасштабной семейной жизни; снижении интереса к воспитанию детей, в извращении родительских чувств. Активизируется при сытой и безопасной жизни в условиях большой численности и плотности населения, при низкой детской смертности.»
Где мы видим у человека действие этого механизма? Конечно же, в явлении больших городов развитых стран. Все признаки налицо. Сейчас в странах Западной Европы среднее количество детей на одну женщину – например, в Италии - 1.2. Один ребенок в семье сейчас – самое популярное число. А ведь для простого воспроизводства нужно 2, даже чуть-чуть больше, с учетом детской смертности. Простое воспроизводство – это когда популяция сохраняет свою численность, не увеличиваясь и не уменьшаясь, когда на два умерших человека приходится два родившихся. Что значит один ребенок в семье? Фактически, сокращение популяции вдвое в течение жизни одного поколения (30-35 лет). То есть, с точки зрения биолога, самое настоящее вымирание популяции. В любом случае – существенное сокращение численности, причем гуманным мирным путем. Люди собрались в городах, чтобы красиво вымереть. Заметьте, это действие инстинкта, не каких-либо рациональных факторов. Плевать хотело население Европы на перенаселенность мира, решая, сколько детей иметь. Экономические факторы, социальные – это все вторично. Попытки рационального объяснения типа «да и одного ребенка трудно поднять, дать достойное образование» - вторично, жалкие попытки разума рационализировать и объяснить работу инстинкта. После войны, в тяжелейших условиях, детей рожали очень активно (поколение «бэби-бумеров», по всему миру, и в СССР тоже), несмотря на все трудности. Почему? Потому что тогда действие ограничивающего инстинкта было сломано, и снова вошло в силу стремление размножаться неограниченно. По той же причине неограниченно размножаются цыгане, «неразвитые», бедствующие и голодающие народы Азии и Африки, и все прочие – инстинкт «размножайся неограниченно» у них есть, а ограничивающий инстинкт не включен, он включается при сытой жизни и большой плотности, а у них есть только большая плотность, а сытой жизни нет. Отметим, что при сытой жизни и низкой плотности – инстинкт тоже не включается; например, у пионеров – переселенцев в Америке, первых фермеров, жизнь была сытая, но плотность низкая – и размножались они дай боже.
Сейчас демографическая ситуация в развитых странах на первый взгляд внушает ужас – особенно трудно будет нынешнему поколению, когда они, состарясь и выйдя на пенсию, обнаружат вдруг, что кормить их просто некому – работающих людей в 2 раза меньше чем стариков, а деньги в пенсионных фондах просто не играют роли, потому что кормят не деньги, а люди (ясно, что дело пройдет и через экономических кризис, который эти фонды уничтожит). Впрочем, на второй взгляд она вроде бы должна внушить оптимизм – так как мы знаем, чем грозит нынешняя численность человечества; а тут она вроде бы сама собой сокращается. Если бы ресурсов хватило еще лет на 200, то в принципе возможно было бы дождаться до ситуации, когда все азиатские страны тоже войдут в стадию “развитости”, прекратят рост населения, сократят его до разумной численности, и тогда-то человечество и заживет в мире и согласии с окружающей средой?
Увы, увы. Даже эти гипотетические разговоры не выдержат серьезной критики из-за многих причин; да и в любом случае они остаются гипотетическими. Самосокращение численности нас не спасет – оно просто не успеет сработать. У нас нет этих 200 лет.
Сейчас у человечества продолжается взрывной рост численности. С оленями можно провести следующую аналогию: жили они, к примеру, на этом острове с незапамятных времен, в компании с волками, болезнями, паразитами; и все было как у всех прочих животных. А потом начало к ним приваливать счастье: докопались они копытами до огромных подземных складов овса, и стали его потреблять от пуза. Одновременно с этим куда-то подевались волки (войны начали играть все меньшую роль в регуляции численности; появились большие государства, многие десятилетия не знавшие войн); а еще нашлась бочка с порошком от паразитов и болезней (развитие медицины привело к тому, что детская смертность упала практически до нуля, в сравнении с тем что было раньше). И стали эти олени размножаться в немеряных количествах, подъедая овес из складов (расходуя запасы нефти и других ископаемых ресурсов), а мох тоже используя не столько для еды, сколько для подстилки, т.е. переводя на говно в прямом смысле (так как человечество сейчас в переносном смысле переводит на говно окружающую среду, пригодные для сельского хозяйства земли). И вот сейчас положение у этих оленей очень интересное – численность у них совершенно невообразимая, с размерами острова никак не сообразная; мох сильно попорчен; подземное хранилище овса начинает показывать дно; бочка с волшебным порошком – тоже (в кризисных условиях исчезнет медицина современного уровня), к тому же известно что от голода часть оленей обязательно трансформируется в волков (безопасной жизни придет конец, вернутся войны). Однако олени об этом не знают – они ж тупые, олени. К тому же сейчас живет поколение оленей, которое выросло уже при открытом хранилище – они знать не знают, как это – бродить по острову и выколупывать копытом мох из-под снега, и понятия не имеют сколько этого мха осталось, и на скольких его хватит. Их даже не пугает то, что у хранилища показалось дно – они этот факт просто не замечают и не уделяют ему внимания. Они привыкли, что овес есть, потому что он был всегда. Они просто лежат на этом овсе, жирные, и жрут его, занятые мыслями и заботами, вполне подходящими к облику жующего животного. Они не умеют оценивать ситуацию и строить планы на будущее (выборные правительства демократических государств полностью лишены возможности задумывать и осуществлять стратегические долгосрочные планы).
Человек, разумное существо, походив по острову и разобравшись в ситуации, скажет – елы-палы, дык ведь большая часть этих оленей умрет, причем довольно скоро и не от старости. Он даже может подойти к оленям, лежащим на овсе, и прокричать им это. Только что они поймут? А главное, что изменят?
Доступ к дешевым ресурсам прекратится самое большее в ближайшие 10 лет, а численность человечества не сократится с 6.5 млрд до 0.5 - 1 млрд за этот срок естественным путем. Миллиардам людей скоро придется погибать от голода или в войнах, и мы ничего не сможем с этим поделать. Максимум – каждый из нас может постараться, приняв какие-то меры, оказаться в числе тех, кто останется в живых.
Остров св. Матвея
В 1944 г. на необитаемом острове св. Матвея были оставлены 29 оленя. Мхи и лишайники, основная пища оленей, были превосходны. Толщина мха достигала 10 см. На острове не было ни хищников, ни охотников, и количество животных на протяжении последующих 19 лет увеличивалось со скоростью 32% в год, достигнув в 1963 г. численности 6000 голов. В течение последующих трех лет почти все животные вымерли, оставив жалкое стадо из 41 оленихи и одного оленя. В снежную зиму 1963-1964 гг. погода была не настолько тяжелой, чтобы не дать возможность добраться до корма. Причина была в другом: перевыпас, чрезмерное истощение пастбища.
Несущая способность территории определяется как максимальное количество животных, которые могут поддерживаться в течение года без нарушения окружающей среды. Для острова св. Матвея она составляет 5 оленей на 1 кв. км. Эта величина была достигнута уже в 1957 г. при численности стада 1350 голов. Во время пика популяции на 1 кв. км приходилось 18 особей. После этого поголовье некоторое время росло, а воспроизводимость корма уменьшалась. Деградация пастбища оказалась необратимой; произошло скачкообразное уменьшение популяции оленей. После краха на 1 кв. км. приходилось всего 0.126 животного, но для истощенного пастбища и это оказалось слишком много. Возобновление пастбища даже при полном отсутствии животных занимает десятилетия. При наличии остатков стада оно стало невозможным: несущая способность острова уменьшилась, по крайней мере, на 97.5%.
У меня возник ряд комментариев к этому фрагменту.Итак.
Любая биологическая популяция каким-либо образом оказывается ограниченной в размерах. В естественной среде обитания факторов ограничения обычно несколько; один из них является основным; или же они меняются по степени важности в зависимости, например, от времени года, или от других обстоятельств. Один из обычных факторов – это голодная смерть из-за недостатка корма, он сыграл свою роль на острове св. Матвея. Другой – это хищники; почти у любого вида есть какой-то естественный враг, который его ест. К примеру, в системе из зайцев и волков зайцы почти никогда не страдают от недостатка пищи – если зайцы так размножатся, что им начнет не хватать травы и коры с деревьев – волки уже давно будут вовсю их жрать. Но помимо этих двух обычных факторов есть также ряд других – таких как 3) болезни и эпидемии, которые “лучше” работают в перенаселенных популяциях; 4) вырождение генофонда популяции в отсутствии естественного отбора; 5) работа инстинктов самоограничения численности вида. Последние три фактора работают, даже если полностью исключить влияние “основных” – голода и хищников.
Могут ли олени на острове жить спокойно и счастливо неограниченно долгое время? Гуманистам и пацифистам хочется верить, что могут. Но логический анализ ситуации приводит к выводу, что нет, не могут, что мы сейчас и постараемся показать.
Мы видим из примера, что если оставить на острове небольшое количество оленей с большим количеством корма – то они его съедят за конечное время (при этом сильно размножившись), а затем, столкнувшись с недостатком корма, часть популяции вымрет, а оставшаяся часть продолжит существование на грани голодной смерти. Причем случай острова св. Матвея усложнен: произошла еще и деградация кормовой базы – то есть корм здесь можно сравнить с невозобновимым ресурсом, хотя на самом деле он вроде бы является возобновимым. Здесь можно привести следующую аналогию: крестьянин в голодную зиму ни за что не должен есть посевной запас пшеницы – даже если от голода умрет кто-то из его детей, так как он знает, что если он весной ничего не посеет – то уж тогда с гарантией умрут все. Олени же уподобились крестьянской общине, которая по дурости съела все, что имела, включая семена, до последнего зернышка – и потом, не имея пшеницы, оказалась вынуждена кормиться лебедой – а ею черта с два прокормишься в таком количестве, пришлось почти всем поумирать с голоду.
Что можно сделать, чтобы олени не умирали от голода? Можно ввести другие ограничивающие факторы. Например, вместе с оленями оставить несколько пар волков. Тогда корма будет хватать, но часть молодняка будет постоянно поедаться волками. В установившихся экосистемах так чаще всего и происходит. Сделает ли это оленей счастливыми? В истории человечества было много обществ, в которых война была основным фактором ограничения населения. “Лишняя” молодежь регулярно собиралась и шла войной на соседний регион, и успешно сокращала и его, и собственную численность.
Судя по сохранившимся данным, именно такой процесс имел место в течение всей истории Древней Греции, разбитой на небольшие государства-полисы. Было ли это хорошо для греков? Трудно сказать. Какая смерть лучше – от голода, или от копья в животе? Вряд ли мы об этом узнаем, так как никто не умирал дважды...
Какие же есть еще способы сделать оленей счастливыми? Представим себе, что по достижению некоторой разумной численности, например 500 голов, мы даем оленям директиву – от каждой оленихи в течение жизни – два олененка, и не больше. И строго следим за выполнением, уж не знаю каким путем. Тогда численность оленей стабилизируется, и будучи в рамках нагрузочной способности острова, они не будут страдать от голода. Ну что, ура? Оказывается, не совсем. Даже при выполнении этих довольно утопичных условий, в действие вступит фактор, который называется “вырождение генофонда популяции в условиях отсутствия естественного отбора. Это достаточно емкий вопрос, о нем можно прочитать в этом материале. Но факт тот, что популяции, чтобы оставаться жизнеспособной, необходимо чтобы часть особей в ней постоянно погибала, не достигнув репродуктивного возраста – и естественно, чтобы погибали по возможности менее здоровые и жизнеспособные особи. А ситуация “рождаются только два ребенка и оба дорастают до взрослого” приводит к тому, что за весьма небольшое время, не более десятка поколений, особи в популяции станут настолько больными, что будут умирать сами собой, без всякой помощи, и от известных болезней, и от тех о которых раньше и не слыхали. Причем для человека это даже не десяток поколений, а гораздо меньше. Подробнее – опять же, почитайте в вышеприведенном материале. Или поговорите, к примеру, с опытным кролиководом, он вам расскажет, что будет, если на племя отбирать не одного кролика из многих десятков (самого здорового и красивого), а какого попало, включая тех крольчат, которые хотели сдохнуть, и которых долго выхаживали и лечили. У животных поколения быстро сменяются, и животноводы отлично знают то, что боятся знать медики. Еще хороший пример - породистые собаки; хозяева тратят большие деньги и лечат их от кучи разных болезней всю их жизнь, холят, лелеют и кормят, в то время как дворняжки живут в нечеловеческих условиях совершенно спокойно и кормятся чем попало. А все потому, что их щенков (и взрослых) никто не выхаживает: сдох - значит сдох; а на помойках отбор жестокий, слабые там долго не живут.
Что же выходит? Что любые, самые изощренные меры, призванные сделать наших оленей на острове св. Матфея счастливыми, в лучшем случае могут сделать из счастливыми на какое-то время? Да, увы, это так.
Для полноты картины надо еще упомянуть о действии такого фактора, как инстинкт самоограничения численности популяции. За огромные сроки эволюции у многих живых существ выработался механизм, предохраняющий популяции от того, на чем попались олени на острове св. Матвея – от деградации окружающей среды в результате чрезмерного роста численности.
Этот механизм, к сожалению, вовсе не совершенен, и совсем не обязательно работает идеально, но он существует, и мы нередко можем наблюдать его действие. Самый известный пример – это самоубийственная миграция леммингов. Когда их численность на определенной территории превышает некоторое значение, то большая их часть собирается в огромную толпу и двигает в произвольном направлении. Если на пути вода – то прямо в воду. Те немногие, которые остаются – продолжают жизнь популяции. Ну а если вдруг прущая вперед толпа леммингов набредет на незанятые пригодные к жизни пространства – она их заселит, таким образом осуществляя расселение популяции. Поскольку действие происходит в тундре – можно предположить, что целью этой миграции является недопущение именно той беды, что произошла с оленями – выедания мха до основания, до деградации пастбища. Известны примеры с различными видами насекомых – при излишней численности они собираются большими колониями, и размножение в этих колониях прекращается. У человека этот инстинкт тоже имеется. Цитирую: «Блокирует и расстраивает работу брачно-родительских инстинктов. Проявляется в снижении интереса к полномасштабной семейной жизни; снижении интереса к воспитанию детей, в извращении родительских чувств. Активизируется при сытой и безопасной жизни в условиях большой численности и плотности населения, при низкой детской смертности.»
Где мы видим у человека действие этого механизма? Конечно же, в явлении больших городов развитых стран. Все признаки налицо. Сейчас в странах Западной Европы среднее количество детей на одну женщину – например, в Италии - 1.2. Один ребенок в семье сейчас – самое популярное число. А ведь для простого воспроизводства нужно 2, даже чуть-чуть больше, с учетом детской смертности. Простое воспроизводство – это когда популяция сохраняет свою численность, не увеличиваясь и не уменьшаясь, когда на два умерших человека приходится два родившихся. Что значит один ребенок в семье? Фактически, сокращение популяции вдвое в течение жизни одного поколения (30-35 лет). То есть, с точки зрения биолога, самое настоящее вымирание популяции. В любом случае – существенное сокращение численности, причем гуманным мирным путем. Люди собрались в городах, чтобы красиво вымереть. Заметьте, это действие инстинкта, не каких-либо рациональных факторов. Плевать хотело население Европы на перенаселенность мира, решая, сколько детей иметь. Экономические факторы, социальные – это все вторично. Попытки рационального объяснения типа «да и одного ребенка трудно поднять, дать достойное образование» - вторично, жалкие попытки разума рационализировать и объяснить работу инстинкта. После войны, в тяжелейших условиях, детей рожали очень активно (поколение «бэби-бумеров», по всему миру, и в СССР тоже), несмотря на все трудности. Почему? Потому что тогда действие ограничивающего инстинкта было сломано, и снова вошло в силу стремление размножаться неограниченно. По той же причине неограниченно размножаются цыгане, «неразвитые», бедствующие и голодающие народы Азии и Африки, и все прочие – инстинкт «размножайся неограниченно» у них есть, а ограничивающий инстинкт не включен, он включается при сытой жизни и большой плотности, а у них есть только большая плотность, а сытой жизни нет. Отметим, что при сытой жизни и низкой плотности – инстинкт тоже не включается; например, у пионеров – переселенцев в Америке, первых фермеров, жизнь была сытая, но плотность низкая – и размножались они дай боже.
Сейчас демографическая ситуация в развитых странах на первый взгляд внушает ужас – особенно трудно будет нынешнему поколению, когда они, состарясь и выйдя на пенсию, обнаружат вдруг, что кормить их просто некому – работающих людей в 2 раза меньше чем стариков, а деньги в пенсионных фондах просто не играют роли, потому что кормят не деньги, а люди (ясно, что дело пройдет и через экономических кризис, который эти фонды уничтожит). Впрочем, на второй взгляд она вроде бы должна внушить оптимизм – так как мы знаем, чем грозит нынешняя численность человечества; а тут она вроде бы сама собой сокращается. Если бы ресурсов хватило еще лет на 200, то в принципе возможно было бы дождаться до ситуации, когда все азиатские страны тоже войдут в стадию “развитости”, прекратят рост населения, сократят его до разумной численности, и тогда-то человечество и заживет в мире и согласии с окружающей средой?
Увы, увы. Даже эти гипотетические разговоры не выдержат серьезной критики из-за многих причин; да и в любом случае они остаются гипотетическими. Самосокращение численности нас не спасет – оно просто не успеет сработать. У нас нет этих 200 лет.
Сейчас у человечества продолжается взрывной рост численности. С оленями можно провести следующую аналогию: жили они, к примеру, на этом острове с незапамятных времен, в компании с волками, болезнями, паразитами; и все было как у всех прочих животных. А потом начало к ним приваливать счастье: докопались они копытами до огромных подземных складов овса, и стали его потреблять от пуза. Одновременно с этим куда-то подевались волки (войны начали играть все меньшую роль в регуляции численности; появились большие государства, многие десятилетия не знавшие войн); а еще нашлась бочка с порошком от паразитов и болезней (развитие медицины привело к тому, что детская смертность упала практически до нуля, в сравнении с тем что было раньше). И стали эти олени размножаться в немеряных количествах, подъедая овес из складов (расходуя запасы нефти и других ископаемых ресурсов), а мох тоже используя не столько для еды, сколько для подстилки, т.е. переводя на говно в прямом смысле (так как человечество сейчас в переносном смысле переводит на говно окружающую среду, пригодные для сельского хозяйства земли). И вот сейчас положение у этих оленей очень интересное – численность у них совершенно невообразимая, с размерами острова никак не сообразная; мох сильно попорчен; подземное хранилище овса начинает показывать дно; бочка с волшебным порошком – тоже (в кризисных условиях исчезнет медицина современного уровня), к тому же известно что от голода часть оленей обязательно трансформируется в волков (безопасной жизни придет конец, вернутся войны). Однако олени об этом не знают – они ж тупые, олени. К тому же сейчас живет поколение оленей, которое выросло уже при открытом хранилище – они знать не знают, как это – бродить по острову и выколупывать копытом мох из-под снега, и понятия не имеют сколько этого мха осталось, и на скольких его хватит. Их даже не пугает то, что у хранилища показалось дно – они этот факт просто не замечают и не уделяют ему внимания. Они привыкли, что овес есть, потому что он был всегда. Они просто лежат на этом овсе, жирные, и жрут его, занятые мыслями и заботами, вполне подходящими к облику жующего животного. Они не умеют оценивать ситуацию и строить планы на будущее (выборные правительства демократических государств полностью лишены возможности задумывать и осуществлять стратегические долгосрочные планы).
Человек, разумное существо, походив по острову и разобравшись в ситуации, скажет – елы-палы, дык ведь большая часть этих оленей умрет, причем довольно скоро и не от старости. Он даже может подойти к оленям, лежащим на овсе, и прокричать им это. Только что они поймут? А главное, что изменят?
Доступ к дешевым ресурсам прекратится самое большее в ближайшие 10 лет, а численность человечества не сократится с 6.5 млрд до 0.5 - 1 млрд за этот срок естественным путем. Миллиардам людей скоро придется погибать от голода или в войнах, и мы ничего не сможем с этим поделать. Максимум – каждый из нас может постараться, приняв какие-то меры, оказаться в числе тех, кто останется в живых.
Сергиенко Виктор,
vicsrg.ho.com.ua
vicsrg.ho.com.ua
109