Отход от табу совершается в шесть шагов

Разговор с ведущим специалистом России по изучению проблем информационного противодействия и борьбе с социальной деструкцией Игорем Сундиевым

Нынешний беспорядок в мире уже давно стал притчей во языцех: одни по простоте душевной ищут во всеобщей неустроенности конкретных виноватых и пытаются объяснить ее взятой на вооружение известными кругами теорией хаоса; другие исследуют глубинные процессы, запущенные распадом биполярной структуры, делая многозначительные выводы о большой игре; третьи пытаются подстроиться под стремительно меняющиеся обстоятельства, рассчитывая на островки стабильности и в ожидании времен, когда пыль уляжется.

Беседовала Светлана Сухова

Какое место фейки и деструкция занимают в современной политике

Что известно об Игоре Сундиеве

У каждого, словом, свой путь, но проблему смело можно признать глобальной: существующий миропорядок пребывает в глубоком кризисе. А один из ключевых докладов, представленных на Мюнхенской конференции по безопасности в феврале 2019 года, и вовсе был посвящен распаду традиционных структур социума и преодолению неясности: кто и по какому проекту станет собирать будущее. Фактически признано, что цивилизация вступила в эпоху деструкции, исход которой сильно тревожит, поскольку неочевиден: доминанты нет и поиска решения нет — диалог заморожен, его подменяют информационные и гибридные войны, которые усугубляют разлад и деструкцию.

Как реагировать на эти угрозы, как ориентироваться в этой новой реальности? С этими вопросами «Огонек» обратился к ведущему специалисту России по изучению проблем информационного противодействия и борьбе с социальной деструкцией, вице-президенту Российской криминологической ассоциации, доктору философских наук, профессору Игорю Сундиеву.

— Игорь Юрьевич, у вас редкая специальность: специалист по борьбе с деструкцией. О чем вас чаще всего спрашивают?

— До сих пор самая злободневная тема — борьба с «цветными революциями»: что нужно делать, чтобы мирная демонстрация не превратилась в хаос, сметающий не только власти, но и привычный уклад жизни большинства населения без каких-либо реальных перемен к лучшему. Причем спрашивающих интересуют в основном практические наработки, а стратегией и тактикой, увы, интересуются мало. Приходится объяснять последовательность шагов: сначала идентифицируем, с каким видом деструктивного воздействия имеем дело, определяем, насколько оно опасно и каковы могут быть последствия, а дальше уже подбираем рецепт из длинного списка.

— Виды деструкций всегда одни и те же?

— Что вы! Они, как и все в современном мире, подвержены изменениям. Сегодня главная фишка — цифровизация: все чаще пытаются воздействовать через интернет, соцсети, с использованием суперсовременных гаджетов. Думаете, нарастание тотального цифрового контроля, который мы наблюдаем повсеместно, происходит само собой? Отнюдь, это естественная реакция на новый вызов. Цифровая экономика, цифровая медицина, цифровое образование — все это не только расширяет возможности обустроить современный быт, но и позволяет контролировать самые важные сферы жизнедеятельности человека. А там, где контроль, там и драка за него.

— Значит, чем технологически жизнь совершеннее, тем выше опасности воздействия на нее?

— Именно. И в этом один из ключевых современных парадоксов. Казалось бы, все новинки только на благо, но проблема в том, что любая тотальная унификация (в потреблении, поведении и т.д.) приводит к тому, что ослабевает иммунитет общества, а творческий потенциал социума снижается. Без этих «дрожжей» нет не только революций, но и новых прорывных идей, их заменяют имитации и борьба за ложные цели, абсорбирующие время и энергию людей. Все чем-то заняты, оглянуться некогда, все подчинено бешеному ритму. Есть такой джазовый термин «джем-сейшен» — в широком смысле беспрерывный поток надуманных организационных дел. В современном социуме — это явление рукотворное, профилактика деструкции.

— Можете пояснить чуть подробнее?

— Пожалуйста. Джем-сейшен приводит к тому, что человек, живущий в подобном ритме, просто физически оказывается неспособен к протестным акциям любого рода. Ему бы до постели добрести и в выходные отоспаться, не думая ни о чем. К такому же эффекту приводит и выросшая даже не в десятки, а в сотни раз лавина информации, которая льется на каждого из нас уже не только с экранов телевизоров, но и из вездесущих смартфонов. Подавляющее большинство методов воздействия на социум сегодня так или иначе сводится к тому, чтобы незаметно для человека навязать ему нужный угол зрения и информационную повестку. Чем-то это похоже на контекстную рекламу, которая атакует, стоит только поинтересоваться чем-либо в Сети.

Думаю, в скором будущем нас ждет «контекстная политинформация»: система будет подбирать новости определенного содержания, соответствующие политическим предпочтениям пользователя.

Если человек — патриот, ему расскажут о новом заводе, спуске на воду корабля и т.п., а завзятому либералу — о расслоении в обществе, о простое в экономике и т.п. И все эти новости будут правдой, но уже адресно подобранной. Потому что человек, получающий информацию, которая ему синтонна (созвучна.— «О»), начинает доверять ей и ее источнику максимально, становясь предельно управляемым. На это же, кстати, направлена и такая небезобидная технология, как вброс фейков и химер.

— Но власть сама только что приняла закон о фейках, который направлен против потока негатива из соцсетей.

— Все верно. Но что считать негативом? Разница тут примерно такая же, как между разведчиком и шпионом: первый, как известно, наш человек, второй — работает на иностранную державу. Все зависит от того, с какой позиции вы смотрите на проблему. Одно дело, когда информационную повестку формирует госструктура — тогда даже фейк будет называться «неподтвержденная информация». И совсем другое дело, когда речь идет о неконтролируемом контенте, родившемся в недрах соцсетей, тогда это однозначно фейк. Между тем чисто технологически производство фейковых новостей всего лишь один из способов достичь цели доминирования в информационном пространстве.

— А в чем цель самого доминирования?

— У каждого своя. Но есть и одна общая — удержание статус-кво, консервация стабильности. Какие-то меры принимают власти, чтобы держать ситуацию под контролем, не допуская никаких потрясений. Но что-то они вынуждены делать, сопротивляясь давлению извне. Наивно полагать, что такого нет. Держать все под контролем — голубая мечта любой власти и на Западе, и на Востоке. Разница только в методах, как она достигается. В Китае, например, ставка сделана на социальный рейтинг гражданина, когда за «неправильное поведение» могут отказать в кредите, в приеме на работу и т.д. А Запад стал ориентироваться на «цифровой контроль» за населением (в идеале — всей планеты), тем самым пытаясь максимально обезопасить свои социумы от преступности, терроризма и т.д.

— Ну и чем такой задаче поможет деструкция?

— Если цель — законсервировать общество, продлив существование нынешней модели мироустройства, то за чужой счет достичь ее сподручнее и выгоднее. Так что организация внешней деструкции — один из любимых методов современной политики. Самый действенный способ — разжечь локальный конфликт. Впрочем, конфликты — лишь один из методов. К деструкции социума приводит и психиатрическая катастрофа — генерация экстремальных психологических процессов и сдвиг пограничных экстремальных состояний в психосоматические заболевания и психиатрические нарушения. Индивиды, находящиеся в пограничных состояниях, представляют собой «заряженные» деструктивные элементы, которые можно использовать, например, в UBER-терроризме.

— В чем использовать?

— Это новый термин. Классических боевиков сегодня требуется в разы меньше, основную подготовку теракта ведут не они, а сочувствующие граждане. Такие люди даже и не террористы в полном смысле слова: они помогают боевикам деньгами, дают убежище, довозят их до нужного места, передают важный груз. Лично меня смущает, что власти все чаще квалифицируют такого рода случаи не как теракты, а как «тяжкие преступления, совершенные лицами с неустойчивой психикой». Понимаю, что за этим скрывается: не делай они этого, статистика подтвердит рост числа терактов, несмотря на миллиарды потраченных средств.

Еще один деструктивный метод воздействия на социум — максимальное развитие техногенного аутизма. Речь о постоянной подключенности человека к «цифровой платформе» через гаджеты, что смещает его восприятие: вместо самостоятельной оценки значимых социальных событий он занят поиском ее интерпретации. Рано или поздно такая практика приводит к закукливанию внимания интернет-пользователя на так называемых зоопопуляционных потребностях (гендерное поведение, общение и статусные роли). Кроме того, техноаутизм неизбежно приводит к тому, что время непосредственных контактов между людьми резко сократилось. По статистике в три раза за 10 лет. Я уже не говорю о качестве этого самого «общения» — со всеми его лайками, эмодзи и твиттер-лаконичностью месседжа. Современные технологии, повторю это еще раз, и благо, и опасность для общества. Благодаря им можно сделать то, что еще недавно выглядело невозможным. Например, заставить социум принимать табу, изменив свое мнение на противоположное.

— Но ведь это и есть деструктивные техники!

— Именно. Такая технология была описана еще в 1990-е в трудах Джозефа Овертона и получила название «окон Овертона». Речь шла о последовательном изменении восприятия той или иной проблемы, явления или события. Овертон привел два примера — с приятием обществом гомосексуализма и каннибализма. Первый сильно растиражирован, поэтому расскажу о втором. Изменение отношения общества к каннибализму от резко отрицательного до приятия совершается в шесть шагов. Сначала тиражирование истории каннибализма в интернете и на телевидении. Далее зарождение сомнений в правильности негативной оценки этого явления с помощью ученых (мол, это нормальное явление в мире биологии). Третий шаг — иллюстрация историческими фактами: например, что до середины XIX века человеческое мясо и органы продавалось в аптеках Англии, потому что считались лекарством от болезней (что правда). Потом требуется созвать научную конференцию и обсудить, допустим ли каннибализм в экстренных ситуациях. Пятый шаг — создание художественных фильмов на тему вынужденного каннибализма (самолет падает в джунглях). Наконец, законодательное закрепление права на каннибализм для отдельных категорий граждан. За 20 лет со времен Овертона изменилось только одно — скорость, с которой сегодня можно так обработать социум. Сегодня «окна Овертона» открывают в форсажном режиме, не тратя на достижение результата по 5–10 лет и добиваясь цели за несколько месяцев. Современное общество все реже удостаивается хоть каких-либо доказательств, подтверждения достоверности и научной обоснованности информации.

— Выходит, социуму все равно, правдива ли информация?

— В своей основе, да. Общество нуждается просто в информации, а уж правдивой или ложной — решает сам гражданин. Информация всегда нужна для принятия решения. Вся хитрость в том, что правдивость или ложность информации определяет не ее потребитель. И так было всегда: в XIX веке истиной в последней инстанции было то, что писала Тimes, во второй половине XX века люди доверяли теленовостям, а сегодня роль арбитра играют соцсети.

— Получается, тот, кто контролирует соцсети, тот и…

— Ну не все так линейно. Вот вы про фейки опять забыли, а с ними все последние тренды связаны. Например, с недавнего прошлого активно обсуждают тему цифровизации.

Частенько можно встретить информацию о том, что весь цивилизованный мир совершает рывок в технологиях, а Россия отстает, будучи в изоляции. Цифровизация — фантастический по силе воздействия фейк.

— И это фейк?

— Конечно. Ведь фейк — это не только в чистом виде вранье, но и интерпретация, извращающая реальное положение дел. В таком случае фейк имеет в своей основе правдивые статистические данные. Например, что на Западе роботов в тысячи раз больше, чем в России. И что с того? Сколько людей удалось высвободить за счет роботизации и какова их судьба? И главное: выгодно ли это? Робот может работать почти круглые сутки, но стоить это будет недешево. Да, он может высвободить до 20 человек, но отработает в таком ритме максимум пять лет (скорее три года), а потом его надо менять, но к тому времени он еще не отобьет даже инвестиций на свое производство. Да, есть области, где без роботов нельзя, тонкая хирургия, например. Но себестоимость у таких операций выше, нежели если бы их делал человек. Уже и на Западе специалисты начинают говорить правду.

Во французской Figaro недавно было опубликовано интервью с известными экономистами, где они признались, что были поражены контрастом между рывком с 1945 по 1975 год на волне третьей промышленной революции и скромными переменами в экономиках Франции, США или Германии за последние 30 лет. Они наблюдают лишь смещение стоимости с помощью ряда цифровых инструментов, которые на самом деле не создают национальные богатства. И это понятно: больше товаров, чем уже производится, нет смысла производить — перепроизводство.

— Но это в богатых странах...

— Опять-таки как интерпретировать факты. Ведь производимого с лихвой хватило, чтобы полностью искоренить голод на планете, и если на Земле еще кто-то недоедает, то это скорее проблема перераспределения продуктов, нежели их физического отсутствия. В мире сегодня потребляется только 40 процентов изготовленной пищи, так что была бы политическая воля, накормить можно и все 7 млрд. Тут и цифры говорят сами за себя: по данным Всемирной организации здравоохранения, 900 млн землян голодают, тогда как 1,5 млрд человек страдают от ожирения. Выходит, голод, границы оплаты труда, величины сверхприбылей и тому подобные понятия — искусственно созданные.

— И много еще такого — искусственно созданного?

— Как говорится, начать и кончить. Ну вот, скажем, еще один фейк, прочно вбитый в сознание миллионов, о том, что качественного скачка в технологиях никак не удается достичь. Между тем еще лет 30–40 назад возникло такое понятие, как «закрывающая технология». Речь об изобретениях, позволяющих кардинально решить какую-либо проблему в любой области жизнедеятельности. Например, известный концерн Toyota некогда презентовал электроскутер. На одной зарядке он мог проехать 2 тысячи километров с максимальной скоростью 200 км/ч. Но в массовое производство его не пустили. Почему, думаю, понятно.

А вам известно, что первые аккумуляторы на «холодной плазме» были разработаны еще полвека назад? Величиной с бочку, они были способны питать среднестатистический поселок в 500 жителей целый месяц. Как думаете, почему их ждала судьба того самого скутера? Да все по той же причине: такая продвинутая технология закрывала целые промышленные отрасли, которые составляют ныне основу благополучия многих индустриально развитых государств, меняла бы привычную картину мира. В итоге на ненужное сегодня производство продолжают идти бесценные и невозобновляемые ресурсы планеты, а в информационной повестке дня сегодня не новые горизонты развития, а цифровизация.

— И когда же мир прозреет?

— Реймонд Курцвейл (американский изобретатель и футуролог.— «О») дал миру время до середины века, после чего, по его расчетам, мы окажемся в точке бифуркации (критическое состояние системы.— «О»). Хотя, возможно, и такого времени у человечества в резерве уже нет...

— Почему?

— Возникли новые угрозы. Одна из них получила условное название «война Шрёдингера» — по имени знаменитого австрийского физика Эрвина Шрёдингера, занимавшегося вопросами теории неопределенности. Речь идет о возникновении неконтролируемого процесса — максимальной дезориентации и хаотизации общества из-за возрастания той самой неопределенности. В основе процесса самозапуск разрушительного механизма — малозаметное поначалу, а затем обвальное разрушение мотивационных систем, при котором изменение структуры потребностей человека приводит к невозможности достижения им социально значимых результатов деятельности, то есть к утрате потребности в творческом созидании и в эмпатии.

— Можете пояснить?

— Попробую. Был такой американский психолог Абрахам Маслоу, предложивший концепцию «пирамиды потребностей», названную его именем,— их ранжирование по значимости для жизни человека. В ее основании — витальные потребности человека (органические потребности в материальном обеспечении жизнедеятельности, в максимально высоком ранге и статусе, а также в безопасности, в продолжении рода и др.), а на самой вершине — познавательные, эстетические потребности и самоактуализация. Проще говоря — потребность в творчестве и развитии личности, в том, что отличает нас, людей, от обезьяны и от зоопопуляции. Когда эта пирамида работает, эволюция движется вперед.

— А иначе что — жизнь останавливается?

— Жизнь не останавливается. А вот развитие... Большинство живущих сегодня имеют возможность удовлетворять базисные потребности «пирамиды Маслоу» и заявлять об этом во всеуслышание, чего не было во все предыдущие века. Благодаря этому в соцсетях вместо философских споров мы видим тонны селфи и миллионы постов про еду. Но вот со стремлением к реализации высших потребностей (опять же у большинства) — проблемы.

Это движение всячески тормозится, например, навязчивой рекламой шикарного образа жизни. Людям активно внушают, что стремление к творчеству и саморазвитию — химера, а смысл жизни — только в зарабатывании денег, причем здесь и сейчас. По сути, так называемая цивилизация потребления становится на путь саморазрушения: происходит деструкция высших потребностей, место которых занимают низшие, а социум начинает деградировать.

— Альтернативы нет?

— Как раз есть, но она требует от самого социума известного напряжения: понимания уровня угроз, осознания необходимости перехода к иному вектору развития и т.д. Вот только как этой новой вменяемости от увлеченного потреблением человечества добиться, никто, похоже, пока не знает…

Автор: Светлана Сухова