ТАРАН – ОРУЖИЕ ГЕРОЕВ (Рассказ)

Предлагаемый вниманию читателя рассказ – часть готовящейся к выходу книги «77.RU», по собственному определению автора – «первого в мире литературного пост-боевика, созданного на основе реальных событий».

Автор - наш соотечественник, кишиневец, долгое время проживший за границей, современный писатель-прозаик Герман Белов, работает в новом жанре антимистического постреализма, отрицая так называемое «правило хэппи-энда», как постулат литературы общества потребления.

Со страниц книги читатель может заглянуть за кулисы интриг деловых и политических элит, стать свидетелем рейдерских захватов, медийных провокаций на постсоветском пространстве, коррупционных схем и валютных игр ветеранов разведок бывшего советского блока.

Автор, являвшийся участником описываемых в книге реальных событий, не раскрывает псевдонима: имена прототипов персонажей и названия структур, в том числе и силовых, изменены крайне незначительно, события узнаваемы.

Это добавляет повествованию острого привкуса реальности, а автору – риска.

Тем не менее, все описанные вызовы и угрозы социальной экологии общества заслуживают внимания, как и предлагаемый вниманию наших читателей рассказ «ТАРАН».

Публикацию этого рассказа, являющегося частью книги «77.RU», мы посвящаем недавно отпразднованному Дню Победы – и тем, кто принимал участие в страшных событиях Второй Мировой войны.

ТАРАН – ОРУЖИЕ ГЕРОЕВ

Кое-кто из поколения, в нежном возрасте пережившего ревущие девяностые, еще помнит тающее на жарком солнышке шоколадное мороженое на палочке за 20 копеек, синие билеты в кино с написанными кассиршей от руки номером ряда и места, шоколадные батончики с крокодилом Геной на этикетке – и бесконечные летние каникулы.

Казалось, конца-края не будет этому вечному лету, крылатым качелям, дружелюбным милиционерам и трогательным телевизионным сказкам про девочек с миелофоном и электрических мальчиков с загадочной кнопкой.

Каникулы впадали в первое сентября, с первым же звонком – и непременными уроками мужества: чистенькие седые старички и старушки, позвякивая медалями, приходили в школу, чтобы рассказать девочкам и мальчикам про великую войну, - которой никогда, казалось, уже быть не может в светлом и безоблачном будущем.

Но однажды неведомые силы, о которых не политкорректно говорить, (даром, что их честными умными лицами тогда оклеивали красные уголки и ленинские комнаты, а теперь - пестрят все глянцевые деловые издания), - запустили адский коллайдер. При запуске всех успокоили, что это просто такой научный эксперимент.

В ходе эксперимента прекрасное далеко мгновенно схлопнулось, оставив вместо себя виноватую черную дыру, - а первый звонок превратился в последний.

В новом суровом мире Алиса, гостья из будущего, стала голыми руками давить космических гадов с тремя пастями: она поступила в космофлот в звании лейтенанта Эйлен Рипли, последней выжившей со звездолета «Настромо».

Электронный мальчик сбрил кудри, превратился в сурового железного мужика в черной коже и, - приговаривая «ай-л-би-бак», под перезвон падающих ручьем стрелянных гильз, стал палить из пулемета «гатлинг» по разбегающимся копам.

Девочки и мальчики из светлых классов тоже выросли.

Полученные от старичков и старушек уроки мужества пригодились повзрослевшим детишкам на новой войне. Теперь юные добровольцы сражались уже не со страшными злыми оккупантами, а сами с собой, и не «за родину - за сталина», а просто за зеленые оккупационные доллары.

Небольшая эта разница ничуть не убавила энтузиазма сражающихся сторон – и глубины кровавых рек, фонтанами ударивших в голубое небо во всех концах необъятной советской страны. Но на то она и война! Зато теперь у каждого бойца появился свой миелофон с сенсорным экраном – и перспектива карьерного роста.

А о старичках с медалями просто забыли. Стало не до них, - да и вообще ни до чего.

Вместе с остальными, забыли и о Семене Николаевиче. Худенький низкорослый Семен Николаевич, еще не отрастив отчества, пошел из родного приволжского колхоза на фронт добровольцем в шестнадцать лет, приписав себе лишний год. Участковый милиционер, гнавшийся Сеней, чтобы влепить ему срок за утопленный в речке по пьяни колхозный трактор, прибыл на станцию лишь затем, чтобы увидеть, как последний вагон фронтового эшелона исчезает вдали. В нем Сеня отправился навстречу своей судьбе - смерти или славе.

Смышленого юркого тракториста сразу определили в танковую часть: в разгромном сорок первом танкисты были в дефиците.

«С такой букашки и головешек много не наберется. Лопаткой саперной в люк высыпать - и следующий за рычаги!» - шутил закопченный пьяный комбат, едва разглядев молодое пополнение в лице Сени среди клубов черного дыма.

Дымили горящие здесь же грозные боевые машины. Ударный гвардейский танковый батальон, сожженный вместе с экипажами за один заход эскадрильей «Штук», только что прекратил свое существование. «Штуки» отбомбились всего за четверть часа до того, как Сеня отыскал родную часть на дорогах войны, забитых драпающими войсками и бегущими гражданскими.

Так фронтовая судьба дала Сене понять, что благоволит ему. А когда Сеня, отступавший на всех парах в своем быстроходном танке, вывез из под вражеского огня старшего полкового комиссара, служба и вовсе пошла на лад.

Бегущие в панике толпы солдат одними заградотрядами было не остановить. Требовался достойный пример мужества. Такой пример, на который красноармейцы могли бы равняться – и прервать свой бег. Благодарный за спасение, полковой комиссар назначил быть примером Сеню Рукояткина.

Фронтовые корреспонденты стали брать у Сени интервью и писать про него статьи. Простецкая физиономия волжского тракториста замелькала сначала в полковых малотиражках, потом во фронтовых сводках – и наконец в наградных списках.

Так Сеня стал танковым снайпером, грозой оккупантов. Счет подбитых им вражеских танков, сожженных самоходок и раздавленных гусеницами орудий рос на газетных страницах, как на дрожжах. Заметки о геройских подвигах Сени радовали красноармейское начальство - и удивляли самого героя. Наконец о них узнали в Кремле.

Потому зимой сорок первого, под Москвой он уже ездил на новенькой «тридцатьчетверке» с усиленным двигателем и особо точно пристрелянным орудием. На броне именной машины красовались многочисленные звезды, обозначающие количество подбитых танков противника, знак «Гвардия» и надписи аршинными буквами: «Герою Рукояткину от колхозников красного Поволжья», «Смерть фашистским оккупантам» и неизбежное «За родину, за Сталина».

Агрессивная такая раскраска привлекала внимание вражеских артиллеристов. После прямого попадания и ранения, Сеню в боях берегли. Хотя он и сам не плошал, и воевал, как умел, - не лучше, но и не хуже других.

Зато после каждого удачного наступления его танк и сам Сеня позировали фотокорам на фоне поломанной неприятельской техники и еще не остывшего поля боя с подожженными фотокорами перед съемкой трофейными дымовыми шашками.

Вскоре и сам Сеня стал все больше верить в свои подвиги, в минуту ночного затишья рассказывая о них в своем танке очередной восторженной корреспондентке из «Комсомольской правды» или «Работницы». Его слава гремела на всех фронтах, и даже союзнические газеты напечатали на своих страницах статью «об этом отчаянном русском».

Да и по ту сторону фронта германские танкисты с нетерпением ждали встречи с Сеней в бою, чтобы проверить, насколько крепка броня его быстрого танка.

Вскоре такой случай представился. На Курской дуге, рванув рычаги на себя, Сеня возглавил атаку, - но в самом ее начале досадно врезался в подбитый немецкий «Тигр». Да так, что после столкновения намертво застрял, сцепившись с препятствием.

Неподвижная машина превратилась в идеальную мишень.

Однополчанам пришлось поднажать: гибель героя могла здорово подорвать боевой дух красноармейцев. Они оттеснили противника от расписного сениного танка. А отогнав от Сени врагов, не заметили и сами, как перешли в контратаку. Сражение закончилось победой.

На следующий день большевистские газеты пестрели заголовками: «Победа на Курской дуге! Героический танковый таран! Герой-танкист уничтожил под деревней Прохоровкой своим метким огнем тридцать танков врага! Когда закончились боеприпасы – танкист Рукояткин взял вражеский «тигр» на таран, и раздавил его своими гусеницами вместе с экипажем. Смерть фашистским гадам!»

Конец войны Семен Николаевич встретил смеясь, сидя в открытом люке своего танка на фоне руин Рейхстага.

Теперь надобность в герое отпала. Но родина его не забыла. Сеню отправили токарем на московский завод и назначили старшим по цеху. А танк поставили на постамент в берлинском Стрептоф-парке – как напоминание побежденным о силе русского оружия.

Шли годы. Семен Николаевич работал на заводе, пользовался почетом и уважением. Вырезки из фронтовых газет он берег и по праздникам показывал друзьям по цеху, особенно любившим историю про танковый таран на Курской дуге.

Незаметно шла простая рабочая жизнь. Семен Николаевич получил от завода квартиру, женился, состарился, вышел на пенсию. Заводчане подарили пенсионеру-ветерану новенькие красные «жигули».

Машину ветеран берег и держал в гараже, подняв на домкраты. Каждый день, с утра до ночи, он копался в жигулевском движке, вспоминая свою именную тридцатьчетверку – и фронтовую юность.

Каждый год – 1 сентября, 7 ноября, 23 февраля, 9 мая, а иногда и чаще, Семен Николаевич надевал белую рубашку и парадный пиджак, увешанный медалями. По заданию отдела пропаганды райкома партии и военкомата, бодрый дедушка отправлялся в школы, институты и казармы проводить уроки мужества.

Там он снова и снова рассказывал детям, студентам и молодым солдатикам про тот самый героический танковый таран.

- А как снаряды кончились, я и смотрю – едет он! Едет, фашист, прямо на меня! А стрелять нечем! Беру рычаги на себя - и вперед! Ну и вмял я его вместе с экипажем в наш русский чернозем! – сверкал глазами Семен Николаевич под бурные и продолжительные аплодисменты слушателей.

Так шли годы. А потом группа товарищей начала эксперимент и включился коллайдер.

Семена Николаевича перестали посылать на уроки мужества. Мода на великую отечественную миновала, когда граница великой родины в результате эксперимента стала пролегать почти ровно по линии фронта сентября фронтового сорок первого.

Партию большевиков упразднили, райком закрыли, а в военкомате были заняты отловом недорослей для отправки на Кавказ, - и слушать дедовы рассказы не хотели.

Вскоре бездетный старик овдовел, оставшись один в трехкомнатной квартире.

А тут ещё и ветеранская пенсия, которой раньше хватало на все что угодно, стала годиться только на блокадный паек: пару батонов хлеба и бутылку кефира.

Однажды, погожим летним днем, в дверь ветерана позвонили опрятные молодые люди в галстуках и аккуратных костюмчиках.

Это были юристы и экономисты из делового фонда. Они пришли к старику со специальным предложением по акции для ветеранов.

С собой молодые люди принесли наркомовский паек: венгерскую колбаску, дальневосточную рыбку, итальянские соленья, душистый индийский чай, большой торт - и бутыль водки в коробке с надписями не по-русски.

«Трофейная!» - подумал дед.

Усевшись с дедом на кухне, молодые люди в галстучках и очочках рассказали ветерану о тех захватывающих перспективах, что могут открыться перед ним, если он подпишет всего несколько документов на тридцати шести листах мелким шрифтом.

- Очки никак не найду… – засуетился дед.

- Да не беспокойтесь, Семен Николаевич! Лучше угощайтесь – водка греется! – подмигнул старику веселый молодой человек с узким синим галстучком на шее.

- А тут про что написано-то?

- Да тут все просто. Это про то, что Вы вступаете в наш инвестиционный страховой фонд «Альбатрос» всем вашим имуществом, - объяснял с легким армянским акцентом деловитый молодой юрист захмелевшему от вкусной иностранной водки деду, – Теперь мы будем одной командой, как в песне поется: «и тогда нам экипаж-семья!» Мы будем выплачивать Вам, как ветерану, дивиденды – это ведь хорошая добавка к пенсии. И такая водочка и закусочка будут у вас на столе каждый день! Мы застрахуем ваши активы по договору с «Бим-Банком» – как в других странах. Вот в Америке уже давно так делают: это называется обеспечительный траст. А ваша недвижимость будет у нас депозит. Все что вам нужно – просто согласиться с передачей ваших активов нашей компании. И вы в полном порядке, до конца дней! Доверенность и контракт на безотзывный депозит можем оформить прямо сейчас, чтобы два раза не бегать. У нас и нотариус есть. О кей?

- О кей! – лихо сказал Семен Николаевич, пропуская четвертые сто грамм наркомовских и подписывая непонятные бумаги мелким шрифтом, на которые молчаливая девица-нотариус в сером жакете и очках тут же звонко шлепнула печать, – А вот давайте-ка я вам теперь про войну расскажу!

Внимательно дослушав историю про таран, гости аккуратно собрали бумаги в папочку, вежливо попрощались и ушли, пообещав позвонить на днях – хоть и не узнавали у деда номер его телефона.

Семен Николаевич остался доедать венгерскую колбаску и терпеливо ждать звонка из компании «Альбатрос».

Тишину ожидания через полтора месяца разорвал звонок в дверь. Пришли судебные приставы. Они показали деду решение суда, по которому его недвижимое имущество, переданное в обеспечение кредитных обязательств отходило «Бим-Банку».

- Освобождай помещение, папаша, - строго сказал судебный пристав.

Прихватив вырезки из фронтовых газет и пожелтевшие фотографии, набросив прямо на майку пиджак со звенящими медалями во всю грудь, дед до выяснения перебрался в гараж. Оттуда он наблюдал, как трудолюбивые таджики выносят на помойку его нехитрое имущество.

Соседка по площадке, подруга покойницы-жены, Клавдия, помогла с адвокатом. Адвокат оказался из тех детишек, что слушали дедовы уроки мужества. Потому согласился взяться за дело без предоплаты, отнеся ее в счет аванса на судебной стадии спора.

- Ничем порадовать Вас не могу, – через некоторое время, сидя на облезлой табуретке в гараже, под шум льющего на улице осеннего дождя, говорил деду адвокат, – Вы свою недвижимость по договору передали управляющей компании «Альбатрос», как обеспечение банковского кредита в сумме оценочной стоимости недвижимости на управление вашим имуществом. Такая, знаете ли, обратная ипотека. Потом «Альбатрос» сразу обанкротился, и по решению суда обеспечение перешло «Бим-банку» как залог по кредитным обязательствам, по которым вы заключили гарантийный договор поручительства с компанией «Альбатрос». А банк уже продал квартиру с аукциона по оценочной стоимости БТИ, через приставов, одному гражданину. И теперь он, этот гражданин, по фамилии Свинюков – добросовестный покупатель. Скажу вам по секрету, мне удалось разузнать, что работает гражданин Свинюков в вашей местной управе. Так что прокуратура, милиция и райсуд в удовлетворении моих заявлений о защите ваших прав отказали. Теперь никаких перспектив в вашем деле я, увы, не вижу. Потому мой вам совет – садитесь на вашу машину и поезжайте к родным, в деревню. Свои-то не дадут пропасть… Насчет гонорара пока не тревожьтесь, с гонораром я подожду. Пришлете, когда машину продадите, вот мои реквизиты, – на том адвокат и откланялся.

Дед остался сидеть в своем гараже. Приближалась зима. Соседка Клавдия носила ему в гараж супчик в баночке.

- И правда, ехал бы ты, Николаич, к своим, в деревню-то, - причитала она, – Горю не поможешь, была квартира и не стало, бог дал – бог взял. Плетью-то обуха все равно не перешибешь…

Дед хлебал фронтовые щи и помалкивал. У него был план.

Но на прием к господину Свинюкову в управу Семена Николаевича в замусоленных трениках, тапках и пиджаке с медалями не пустили, приняв за городского сумасшедшего.

- Иди-ка ты домой, папаша, подобру-поздорову, пока никто не видит, – тихонько выпроваживал деда на улицу милиционер, – Не то мигом у меня в обезьянник загремишь.

На следующий день ветеран завел красный наградной «жигуль» и отправился в разведку. Отследив, как приезжает на работу на черной немецкой машине господин Свинюков, старый танкист вернулся в расположение части и провел полное техобслуживание машины перед боем.

- «Тигра», ни дать, ни взять! – шептал под нос небритый ветеран, холодной ноябрьской ночью кутаясь в замусоленный пиджак с медалями, греясь у жигулевской печки.

Настало праздничное утро 7 ноября. Наступил День Великой Октябрьской Социалистической Революции. Этот праздник Семен Николаевич всегда отмечал особо.

На этот раз, напевая «Вставай, страна огромная», танкист завел боевую машину и покинул гараж, не заперев дверей.

Чуть позже господин Свинюков на отливающем черным лаком служебном шестисотом мерине, как всегда поутру, солидно подъезжал к месту отправления должности в сопровождении охранников и референта.

Внезапно, из тихого переулка, молнией возмездия вылетел наперерез свинюковскому мерину ярко-алый «жигуль». За лобовым стеклом легковушки горели дедовы безумные глаза. Мертвой хваткой вцепился он тощими старческими руками в баранку руля. Точно так когда-то, под Курском, сжимал Сеня Рукояткин в побелевших кулаках рычаги именной «тридцатьчетверки». Вжав педаль газа в пол до отказа, Семен Николаевич снова пошел на таран, - и на полном ходу въехал в борт вражеской машины.

- За родину! За Сталина! Дави фашистских гадов! Смерть врагу! До всех вас, сволочей, очередь дойдет! Урррраааа! – заглушая сирены милиции, дико орал спасенный ремнем безопасности герой-танкист. А его, неуравновешенного психически, уже отдирала от руля искореженного «жигуленка» свинюковская охрана под объективами журналистских телекамер.

Между тем, не получивший ни царапины Свинюков накручивал по служебной линии из рабочего кабинета спасателей, скорую и антитеррор.

- Осспыди! Решился-таки, старый черт! Ох, Николаич! Да что на тебя, пыль серебристая, что ль, налетела, полоумный?! Совсем, видать, умом ты тронулся! – вечером того же дня причитала у телевизора соседка Клавдия. В выпуске криминальных новостей шел горячий сюжет о предотвращенном террористическом акте в виде покушения на жизнь работника местной управы, сопряженном с угрозами убийством и призывами к свержению государственной власти.

- Террорист-смертник задержан. Возбуждено уголовное дело. На месте трагедии работают сотрудники столичной милиции и секретной службы Антитеррор совместно с МСЧ. Какие силы стоят за всеми этими тяжкими преступлениями - покажет следствие, – серьезно и строго говорила с экрана девушка в погонах на фоне беззвучных кадров орущего в надежных руках вежливых людей Семена Николаевича, - и покореженного вдребезги свинюковского авто с продолжающим мигать на покосившейся крыше синим ведерком.

Пиджак с медалями на кадрах оперативной съемки был почему то скрыт ретушью, от чего казалось, будто на старике надет жилет шахида, набитый пластидом.

После ареста деду первым делом назначили стационарную психиатрическую экспертизу с пребыванием в условиях тюремного отделения больницы Кащенко.

После чего следствие зашло в тупик: никаких выходов на исламистский след или отечественное террористическое подполье установить не удалось. О пленном танкисте, постепенно превращающемся в овощ от лечебно-экспертных мероприятий в надежных стенах дурдома, казалось, позабыли во второй раз. И вскоре позабыли бы окончательно после серии специальных уколов и шоковой терапии, - если бы не празднование Дня Победы.

Эту дату отмечали все более скромно. Модно было хотеть в Европу. Положение заискивающего противостояния обязывало особо не раздувать огни былых пожарищ, а напротив, толерантно протягивать в западном направлении руки дружбы. Хотя бы уже потому, что былой противник мог положить в протянутые эти руки парочку увесистых гуманитарных грантов или жирных кредитов.

Для создания атмосферы всепрощения, забвения и примирения в Москву от имени ветеранских организаций пригласили немецких танкистов, выживших в курской операции. Встречу былых врагов со своими советскими визави, когда-то смотревших друг на друга в башенные прицелы, планировалось пустить в эфир как информационную подводку к серьезному разговору о главном.

Бодрые старые немцы из ветеранского клуба танковой дивизии «Лейбштандарт», любители пива и путешествий, с радостью согласились приехать, чтобы пройтись по Красной Площади, - до которой из-за сильных морозов не пришлось когда – то добраться на гусеничном ходу.

Ясное дело, первым, кого назвали германские гости из числа своих бывших противников в качестве камрада по распитию пивной кружки мира, был Сеня Рукояткин. Его танк продолжал торчать на постаменте в Берлинском парке. Правда теперь танк из хаки стал ярко оранжевым, а вместо агрессивных надписей на его бортах красовались кавайные пацифики и цветочки.

- Очшень интересно будет посмотреть на парня, который на русском танке раздавил наш «Тигр»! Мы еще в сорок третьем читали про него в ваших газетах много раз - и нам было очень весело! Мы его хорошо помним, и хотели встретиться с ним еще тогда, – кивали старые немцы по видеосвязи с организаторами мероприятия.

- Извините, но отыскать именно этого ветерана сейчас несколько затруднительно. Может быть…- отвечали из комитета по организации встречи.

- Нет-нет! Панцер «Тигр» был очень крепкий, прочный танк! Мы приедем к вам, чтобы Сенья приходил к нам и рассказал, как он расплющить «Тигр» своими гусеницами, йа! Мы будем очшень рады выпить наш баварский пиво с ваш рюсски Мюнхаузен! – ржали ветераны «Лейбштандарта», показывая в экран ветхую красноармейскую многотиражку с заметкой о героическом таране Сени Рукояткина.

Вскоре выяснилось, что такая же точно газета лежала в материалах уголовного дела, изъятых в гараже террориста. Назревала проблемка.

- Извините, но у нас сложности. Семен Николаевич Рукояткин сейчас проходит лечение в клинике – грустно извинялись организаторы, - Может быть…

- Мы понимаем ваши русские сложности – нет врачей, нет лекарств, нет денег, – перебивали упрямые фрицы, – У вас этого всегда не было. Что поделать, это рюссланд! Мы готовы теперь вам все это дать, - деньги, лекарства, для ветеранов и не только для них, и для их детей тоже. Германия - богатая страна! Но только если Сенья выпьет с нами и расскажет про таран! А если Сенья заболел и не выздоравливает в вашей больнице - пусть приезжает к нам, мы его вылечим, будет к празднику как новый!

Диалог затягивался, праздник приближался, деньги были рядом, вот только руку протяни. Во всех вопросах – и в кредитных, и в гуманитарных, германская сторона шла навстречу самым смелым предложениям.

Но в вопросе с Сеней фрицы уперлись намертво. Переупрямить ослиное это упрямство было невозможно – как невозможно сдвинуть с места плечом тяжелый танк «Тигр».

Наконец после долгих препирательств и проволочек все таки решено было обменять Сеню на солидный гуманитарный транш и кое-какие дипломатические шаги, - а историю со Свинюковым и уголовным делом предать забвению.

Вскоре лайнер авиакомпании «Люфтганза» с Сеней на борту заруливал к трапу, где его уже встречала группа старых германских камрадов по оружию.

На следующий день бумаги по траншу были подписаны, и стало ясно, что празднику быть.

«Здравствуй, дорогая соседушка, – через несколько месяцев читала написанные трясущимся стариковским почерком каракули обомлевшая от удивления Клавдия –

Меня отправили в Германию на лечение. Теперь я живу здесь в доме для ветеранов ихнего «Лейбштандарта». Хоспис называется. У меня отдельный маленький домик, есть спальня и душ. Утром в окно солнышко заглядывает. Я люблю сидеть на скамейке, когда оно встает. Мне дали очень много одежды – за жизнь не сносить. Ко мне часто приходят Томас, Клаус и Ганс. Оказывается, мы с ними чуть под Курском не встренулись тогда, в сорок третьем. И хорошо. А вот теперь подружились. Они меня часто навещают, угощают пивом. Оно у них тут очень вкусное. С Томасом, он самый простой, был механик водитель, мы играем в шахматы. Он после войны сильно разбогател, а теперь и вовсе местный миллионер. Память у меня дрянь, потому немецкий я уже, наверно, не выучу. Но мы объясняемся. Сначала Томас, Клаус и Ганс все время смеялись и показывали мне ту статью, про таран. Как ты, дескать, наш танк расплющил, говори, отвечай! Я молчу, краснею, а они ржут. А потом давай пивом меня угощать. Ну, я выпил - и рассказал им, как обычно детям рассказывал на уроках мужества, то же самое. Им толмач ихний переводит, а они опять ржут. Ганс толстый, у него пивоварня, - так тот даже со стула упал. Мюнхаузеном меня прозвали. Что с них взять, немчура. Сперва неловко было до крайности, а теперь, вроде как, перестали цепляться. Поди, надоело. Клаус, он у них за старшего, официром в войну был, хауптштурмфюрер, а теперь по политике. Я тут на днях спросил его, когда, дескать, обратно мне вертаться. «Никогда», – говорит – «нимальдц! Ты теперь у нас в Гросс Дойчланд будешь жить! Хорошо про таран рассказываешь. Очшень гут!» Ну, и на том спасибо. А я и не грущу. Кормят здесь очень прилично, я даже потолстел. Как когда моя Нина была жива. Ты к ней сходи на кладбище, потому как я, наверно, уже не приеду. Некуда мне ехать, не к кому, да и сколько мне осталось-то ещё на луну гавкать. А тебе спасибо за все, дорогая подруга, земной тебе поклон - и не поминай меня, старого, лихом. Прощай.»

Не веря прочитанному, трясущейся рукой Клавдия достала из конверта фотографию. С нее улыбался ей из-за стола, уставленного пивными кружками, старый Сеня Рукояткин. А рядом с ним, обняв Сеню за плечи справа и слева толстыми ручищами, весело скалились вставными зубами Томас, Клаус и Ганс из танковой дивизии СС «Лейбштандарт».

Автор: Герман Белов