Беседы практиков о Родовых Поместьях (Часть 5)
В этой части вы узнаете женские истории из жизни практиков Родовых Поместий...
Евдокия. Сегодня моя очередь рассказывать.
Александр. Женские истории...
Евдокия. Да, моя история действительно чисто женская. Книги об Анастасии я прочла давно, вернее, читала, как они выходили. К тому времени я была разведена, у меня рос сын Василий. Ещё на руках была больная мама и кошка Агриппина, с которой постоянно что-нибудь случалось, поэтому у неё была домашняя кличка «Беда». Работала я в небольшой конторе с заработком чуть выше мизерного, крутилась между болезнями сына и спасением «Беды», было несколько подруг таких же беспросветных одиночек. Всё было серо и нормально.
Александр. Ева, что я слышу, чушь какая-то. Почему же ты мне не шепнула, я бы примчался на своём белом коне – «Москвиче», кажется, тогда у меня была такая машина, и спас тебя. Какая бы у меня была сейчас жена!!!
Евдокия. Тогда бы ты меня и с телеги не заметил, не то что на машине. И вот однажды я увидела дома на столе небольшую зелёную книжечку – маме принесла соседка почитать, но больше всего меня поразила Агриппина: она сидела и как будто грелась около неё. Прочла я тогда эту книжку, и как будто что-то во мне лопнуло. «Ну почему я так живу? Что ж теперь, и Ваське моему маяться так весь век?». Слёзы комком встали в горле. Ревела я два дня, а потом затихла как-то и подумала про себя: «Если счастье можно добыть без денег и подлости, то я буду не я, но найду его и добуду. Для себя, для Васятки, для матери своей, так в жизни доброго и не узнавшей, для Агрипки-красавицы. Это она, шельма, мне подсказала, что книжка эта непростая. И очень уж яростно я так подумала, аж сердце зашлось. Мать увидела тогда меня испугалась, крестить начала, решила, что я умом тронулась, а я опять книжку схватила, читать начала, всё подчёркивала. Потом тетрадку чистую у Васятки попросила и составила план действий. Через месяц я уже организовала клуб читателей Анастасии. Начали мы собирать литературу по растениям, книжки по строительству домов. Мамина старая подруга заведовала у нас в районе библиотекой, она пустила наш клуб к себе – осень уже пришла, да и неудобно собираться в парке на лавочке стало, народа же стало больше. Стены в той комнатке мы своими рисунками украсили. Дядя Петя мне полку для книг сделал, зелёной краской покрасил, очень мне хотелось, чтобы именно зелёной. Образовали инициативную группу, стали узнавать, как землю получить, долго ходили, прогоняли нас везде, но я помнила: «Без денег и подлости» – и опять шла. За это время много мы людей повстречали разных: кто-то смеялся над нами, кто-то открыто помогал, кто-то сначала задумывался, а потом тихо подсказывал, всякое было. Только после года хождения поняли мы, что совсем без денег не получится, а вот за небольшие деньги, так, чтобы нам по карману было, подсказал один добрый человек – деревенька у нас была рядом небольшая, всего десять дворов, а жили только две старушки, все остальные в город перебрались, даже летом уже никто не ездил. Пришли мы к председателю, рассказали о себе, о мечте своей, и так он нам обрадовался, стал чаем поить, про детей расспрашивать.
«Вы же, – говорит, – моё спасение. Я замучился с этой деревней. Бабулек не бросишь, а какой магазин к ним поедет, а какой врач туда пойдёт. Они упрямые, уезжать не хотят. Вчера вот только у них был, уговаривал, а одна так мне и сказала: «Ты погоди, Петрович, вернутся в наши хаты люди, ты ещё гордиться нашей деревней будешь. Вот мы их с Михайловной дождёмся и поедем, только не в город твой поедем, а уж совсем, на покой». Я от неё только отмахнулся, но Варвара Ильинична у нас женщина серьёзная всегда была, за ней пустого слова не водилось никогда, но здесь я решил, что, мол, взять, возраст, считай, девятый десяток уже лет пять, как разменяла, а всё ещё сама справляется с хозяйством, и коза у неё есть. Так что, поезжайте, люди добрые, в Озерки, ждут вас там, оказывается, а от меня старожилам привет. Многого не обещаю, помогу чем смогу, но уж и вы не бросайте землю, коли пришли на неё». Мы не поехали, а помчались в наши Озерки. Почему-то мы сразу решили, что наши они уже, и что мы за них в ответе. Старушки встретили спокойно,
Старушки встретили спокойно, степенно, радости буйной не выказали, но на ночлег пустили. Так мы стали привыкать друг к другу, потихоньку. После того, как я проревелась и решила клуб создавать, стала я с собой частенько разговаривать. Говорю: «Как же ты собираешься счастливой сейчас стать, а что же ты раньше-то ничего не делала? Что сейчас-то изменилось? Ну, прочла ты книжку хорошую, про любовь светлую, обогрелась у чужой любви, так теперь-то что? Как сама-то думаешь такое сотворить? - Не знаю ещё пока, как. Вот, думаю». - Встала перед зеркалом, посмотрела на себя, и такая тоска меня взяла, где уж тут любви случиться. Опять два дня ревела. Мать говорит: «Если реветь не перестанешь, книжку выброшу и никуда больше не пущу. Нечего дурью маяться. Вон пацана как испугала». Смотрю, а Васятка мой в угол дивана забился и что-то шепчет: «Мамочка, я тебя люблю! Я люблю тебя! Я люблю тебя!». «Ой, – думаю, – какая же я дура, решила счастье искать, а всех ближних до смерти напугала, кому же счастье тогда достанется!». И такой смех меня здесь разобрал. Прижала я Васятку к себе, маманю обняла и говорю: «Родненькие вы мои! Всё у нас получится! Обязательно всё будет хорошо!». Тут и Васятка смеяться стал, и мама заулыбалась. Не плакала я больше, разве только от счастья. Стала я себя теперь каждый день в зеркало рассматривать, сначала выть от жалости к себе хотелось, а слова Васяткины стала повторять себе, греть своё сердце его любовью. Так потихоньку стала я себя узнавать, спрашивать себя, что мне нравится, когда первый раз покупая всем подарки на Новый год, спросила и у себя. Ох как сердце моё забилось, как жар щеки опалил, целый день я тогда от этого вопроса себе летала. Вот тогда, считаю, и проснулось второй раз к жизни сердечко моё, мир увидело – удивилось, маму с сынишкой почувствовало – растаяло. Все, не только я, заметили эту перемену. Сын сказал: «Мамочка, как хорошо, что ты пришла!». А мама радостно проворчала: «Ох, девка, неспроста всё это, жди сватов... Ой, что я несу, старая». И в клубе всё изменилось, и на работе, да и сама я как солнце у себя в груди слышала, большое, тёплое, щедрое. Покой вошёл в душу мою, не рвалась я уже никуда, знала – всё будет вовремя и всё будет хорошо.
Александр. Ева, а как же про любовь? Где твой суженый, ряженый.
Евдокия. Ах, ты, баламут, нетерпеливый, всё бы тебе быстрей.
Александр. Ева, жизнь – она такая быстрая, что дух захватывает, только успевай глазами хлопать, да варежку не открывай, а то на обочине останешься.
Евдокия. Твоя жизнь от тебя никуда не ускачет, а за чужой и гоняться не след. Так и я однажды прибежала клуб, на работе задержалась, а тут люди должны были приехать из другого города, спешила, опаздывать не хотелось. Вхожу и вижу его. Стоит моя любовь у дяди-Петиной полки, говорит с кем-то, а сам полку ладонью поглаживает. Встретились наши глаза, он мне и говорит: «С любовью мастер делал, с сердцем к Вам». «Да, – говорю, – дядя Петя хороший человек, и работа у него всегда ладная, если сердце не лежит – за дело не возьмётся». И стоим мы с ним, смотрим друг на друга, и как будто нет никого вокруг в целом свете. А потом мы домой ко мне пошли, сын его увидел, побежал к бабушке с криком: «Бабуля, папа приехал! Ура!». Мама выскочила перепуганная: мой бывший муж выпивал и отличался буйным нравом, вот и испугалась она за нас всех по привычке. А тут видит – мужчина тихий стоит, только глазами улыбается.
«Здравствуйте, Галина Петровна! Меня Виталием зовут!». - «Проходите, коль пришли», – ответила мама. Вот так мы познакомились, вернее, встретились, потому что познакомились мы с ним давно, когда стала я своё сердечко расспрашивать, когда стала звать сердцем его, своего любимого, когда услышала ответный зон внутри себя. А тогда уже стала с ним просто говорить постоянно, советоваться, все новости свои рассказывать, его обо всём выспрашивать. Много могут сердца рассказать друг другу, практически всё, неважно, где вы находитесь. Поэтому, как увидела его в клубе, так тихо и обрадовалась: «Ну и слава Богу, вот и свидеться, наконец, удалось! Вот и хорошо». Прожили мы вместе два года. Клуб расширился – о
Прожили мы вместе два года. Клуб расширился – отдала я бразды правления молодёжи, и уехали мы в Озерки. Родовое поселение у нас получилось практически идеальное. Через год похоронили мы своих старушек, председатель к нам присоединился, стал книжки читать, по-новому к земле повернулся. Все дома в Озерках заселили, у всех по 1,5 гектара земли получилось, школу сделали свою, домашнюю. Рядом новое поселение организовалось. Жизнь разворачивалась красивая. Дом мы с Виталием поправили, потихоньку сад заложили, кусты изгороди стали уже подниматься. Стала я замечать, что не только быт наш меняется, но и мы сами. Мыслями мы могли руководить делами и в клуб стали ездить реже. А после того, как с вами перезнакомились, так вообще в сказку переехали. Болеть практически все перестали, зимой в лёгких пальто ходим, да и то, чтобы люди не оглядывались, а детям разрешаем, как им хочется. Еда вся поменялась: мясное и рыбное давно кушать перестали, только мама ещё иногда по старой памяти колбаски в городе покушает, и то уже только из-за упрямства. Травки едим разные, на ходу, за стол не садясь. Многое уже не выращиваем и не запасаем – просто есть стали гораздо меньше. Но главное, стали мы с Виталием анализировать: ведь что получается, захотели мы построить новую жизнь, а учебники взяли из старой. Поняли мы, что вся природа вокруг, всё пространство настроено на человека, вернее, строится им. Тогда получается, что в наших книжках, рассказывая о совместимости растений, нам рассказывают, как в природе выражается страдание, ведь почти все люди живут, мучаясь от чего-то. Значит, повторяя это, мы опять будем повторять страдание. Поняв это, рассказав вам, мы выбросили все книги про растения и стали в своих сердцах искать счастливые сочетания, вернее, доставать из своих душ. Здесь нам очень помогли детские ручки.
Беседы практиков Часть 5 (2)
Александр. Ева, ты забыла рассказать о рождении своего второго сына.
Евдокия. Ничего я не забыла, просто ты, как всегда, спешишь. Виталик мой – человек непростой. Тихий и мастеровой, он не спорит никогда ни с кем. Если люди в клубе кричат до хрипоты, доказывая каждый своё, то он не вмешивается никогда: «Что ж, – говорит, – некоторые счастье горлом ищут. У каждого свой путь, своя правда. А мне тишина нужна. Я лучше пойду корзину сплету или скамеечку сынишке выстрогаю, там, глядишь и ответ из сердца всплывёт».
А Серёженька родился у нас в начале лета. Мы маманю к сестре в город отправили, чтобы не волновалась она, сказали, что рано ещё. А на следующий день, как она уехала, чувствую, сынок стучится. Дома не было никого – Виталик с Васяткой за земляникой ушли, но я даже не испугалась. Слышу только – зовёт меня берёзка старая, что у нас одна была, остальные деревья мы уже насадили. Взяла чистые пелёночки и пошла под её ветки. Сижу, спиной к стволу прислонилась, в небо смотрю. И так хорошо у меня на душе, так радостно, так светло – петь хочется. И знаю я, что дети мои счастливы будут, и маме с нами хорошо, и удалось мне найти то счастье, за которое ревела два дня. Так сидела я в каком-то блаженстве и не заметила, что и сынок родился, прижала его к себе. Потом к родничку сходила, обтёрла его водой живой, родниковой, как сердечко мне подсказало, а потом пошла по участку и стала всё ему рассказывать: какой у него брат, какой у него отец замечательный, что где у нас тут будет. Он смотрит на меня радостно, не кричит. И такое тепло от него, нега такая. Покормила я его, и уснули мы с ним у нашей берёзки. Вернулись наши, сели тихо около нас, ждать стали, когда проснёмся. А потом и мама приехала.
«Ты, – говорит, – кого обмануть хотела, мать родную? Я сегодня утром сердцем почуяла, что сегодня Сергунька родится, а что ж я здесь, кляча старая, по гостям разъезжаю. Я подхватилась, соседского парня упросила отвезти меня к вам. Как он узнал, что я на роды еду, то и денег не взял и помог на рынок заехать гостинцев купить, и вот малышу игрушку подарил. Вы уж возьмите, я знаю, вы со своими понятиями об игрушках, но человека нельзя обижать. А, Виталий?». - «Конечно, возьмём, конечно, не откажемся. Человек от чистого сердца подарил, нельзя в душу плевать своим пониманием. Правильно, Галина Петровна. Хорошо, что приехали, хорошо, когда вся семья вместе».
Серёженька растёт быстро. Ходить рано начал. Мы делаем что-нибудь, он подойдёт к нам, стоит, смотрит, а потом глазки опустит, а сам что-то делает упорно. Мы сначала понять не могли, а потом Васятка первый понял – он про себя думает, что нам сказать хочет, и нас так понимать научить хочет. Обрадовались мы все, когда поняли. Стали все тренироваться его образы принимать. У Васятки быстрей всех получилось, но он всех нас пока не научил, не успокоился. Говорит он теперь хорошо, но старается нас в образности тренировать, больше с нами внутренне разговаривает. Только мама иногда ворчит: «Что вы как немые, всё молчком и молчком». Тогда мы песни стали петь, просто голосом, за птицами. Тела наши изменились: мама помолодела, обо мне и говорить нечего, не хожу – летаю. Стали мы, как Адам, стараться предназначение растений понять и рай у себя на участке насадить. Думали мы, думали. Ведь что получается, одним растением и вылечить, и убить можно. В чём причина? Как задаётся результат? Собрали мы по осени листиков цветных, сидим на веранде, красивый узор с детьми выкладываем. Рядом мама на последнем солнышке греется, детям носки вяжет. Здесь же Виталий что-то вырезает. Кошка наша, конечно же, за порядком следит, всех считает. Стала я вслух мечтать.
«Изгородь будет весёлая, не колючая, как шахматы, только красное, жёлтое и зелёное...». А Серёженька вдруг берёт листики и складывает рядом. «А здесь будет кабинет – учиться нам всем где...». Он берёт другие веточки и хвоинки, тоже складывает.
Вдруг я как очнулась, а Серёженька стоит и смотрит на меня, у самого глаза смеются, а на полу разные веточки разными кучками лежат. Тут и Виталик стоит, улыбается: «Теперь ты поняла, как нужно рай
Тут и Виталик стоит, улыбается: «Теперь ты поняла, как нужно рай строить». «Господи, да всё же предназначение внутри нас. Поставь задачу, возьми в руки то, что сейчас есть здесь, картина и сложится...». «Более того, чего не хватает, тут же выявится...». Как мы радовались в тот день. Праздник устроили, и назвали мы наш праздник «Днём обретения ключей от рая».
Потом мне Виталик признался, что он ещё до сына нашего умел образы видеть и посылать, кому хотел передать что-то важное. Однажды он в дорогу собрался. Я сначала не поняла.
«Нужно в город один съездитъ. Люди там всё уже почти сами поняли, только опять в предпринимательство воткнулись. Нужно им подсказать немного».
«Да как же ты им подскажешь, если они тебя знать не знают? Будут они какого-то дядьку первого встречного слушать».
«А ты Анастасию много знала, когда сердце своё слезами оттаивала?».
«Твоя правда. Если от сердца говорить будешь, тогда поверят. А далеко тот город?».
«Очень далеко, милая. И ехать мне обязательно нужно. Понимаешь, работа моя душевная такая – поддерживать людей на пути их».
«Так ты им письмо тогда напиши, что приедешь...».
«Заботушка ты моя милая! Не знаю я пока и названия этого города. Вот как только соберусь внутри весь, тогда и адресок всплывёт, вернее, направление поиска».
«А куда же ты тогда поедешь-то, без адреса?».
«Вот соберу вещички свои нехитрые, пирогов возьму твоих сладких да подарки детишек и встану на тропу: приеду на вокзал, а дальше – куда сердце приведёт. А когда приеду в город назначенный, устроюсь куда-нибудь на работу какую-никакую и буду дальше сердцем искать тех, кому нужен я. Как правило, это бывает кружок читательский или клуб, так я буду ходить туда иногда, слушать, может быть, познакомлюсь с кем, а может быть, и нет. Только когда внутри себя услышу, что всё, закончил я здесь свою работу, только тогда тебе весточку пришлю, что, мол, возвращаюсь, баню топи».
«А раньше нельзя весточку прислать, когда только приедешь? Что хорошо у тебя всё, добрался? Или позвонить? А как ты им помогаешь? Рассказываешь, как у нас получается?».
«Нет, нельзя позвонить раньше. Да и тебе нужно тренироваться сердцем видеть, а не по телефону болтать. Зачем, ведь ты и нашла меня сердцем, и адрес свой сердцем сообщила, а теперь вон «позвони». Мы идём или возвращаемся?».
«Мы просто широко шагаем. Страшновато становится».
«Это оттого, что обернуться всё норовим, проверить, далеко ли ушли, отсчитать, чем от других отличаемся, а, тем самым, и возвращаем себя назад, опять прошлым равняем, опять в начало пути ставим. Нет отметин на нашем пути в этом мире, только сердце поводырь наш. Не оборачивайся на себя вчерашнего, ибо якорь бросаешь для пути своего. Как только станет тебе вчерашнему понятен ты сегодняшний, значит, и не ходил ты никуда, всё кружишь, а выйти не можешь. Смотри вокруг смело, учи песни нового дня, а вчерашние всегда с тобой сноровкой и умением. А помогаю по-разному, но никогда ничему не учу, да и про нас не рассказываю. Я сердца их грею, Любовью наполняю, чтобы сила к ним пришла, не свернули они уже с пути своего. Тут нужно очень аккуратно, здесь дров нельзя ломать, здесь учить не уча нужно и помогать невидимо стараться, ибо увидит помощь твою человек и разуверится в себе, попадёт от тебя в зависимость, и если ты откажешься ему опорой быть, то он другого кумира себе найдёт и пойдёт хромать по жизни дальше. А здесь важно его, наоборот, в уверенности в себя укрепить, его внутрь оборотить, чтобы увидел он истинного своего хозяина и учителя – самого себя».
«Зачем же его поддерживать, если он так слаб?».
«Нет, милая, слабый нас с тобой образами не позовёт. Зовут те, кто уже всё сам смог, ему только тропу показать да дать опору струне сердечной, чтобы песня пошла, чтобы не думал, что один он такой, чтобы, уже найдя раз себя, не отрёкся более. Вот получается, что работаю я у тебя регулировщиком движения». Долго мы с ним над этим смеялись. Надо же, «регулировщик». Запас дров он нам, поделал ещё кое-какие трудности и уехал. Дети проводили его радостно, будто понимали, куда и зачем едет. Сергунок попросил вдруг привезти: «Только ты с медведем не бер
Сергунок попросил вдруг привезти: «Только ты с медведем не бери, возьми с оленёнком». Мама долго не вникала: по делам и по делам, только волновалась – зима наступает, и так и не поняла, когда вернётся. «Вас не поймёшь, баламутов – «надо, надо». А ты тут как с детьми одна управишься, я ведь уже помощница никудышная?». Так, поворчала немного для порядку. Так и уехал наш отец.
Потекла наша жизнь легко и размеренно, как и прежде: каждый вечер мы с милым переговаривались, новостями делились, его спрашивали, дети сами учились потихоньку. Только мама что-то притихла, потом болеть начала. Однажды Сергунок говорит: «Надо папе сказать про бабушку, а то мы одни не справимся». Мы отмахнулись от него с Васяткой: «Вот ещё, папу беспокоить, поправится». Неделя проходит, а мама уже и вставать не хочет, на всё подряд жалуется. Тут мы замечать стали, что как-то темно вокруг стало, не так радостно, да и везде какие-то мелкие накладки стали приключаться. А потом и серьёзная беда случилась – перестала у нас печка топиться, дымит и всё тут. За окном минус 20, а у нас печь холодная. Я тогда ещё у вас спрашивала, а вы все как воды в рот набрали, вот тут я и задумалась, стала все две недели день за днём «откручивать», ответ искать. Как вспомнила слова Серёженьки, то сразу поняла: «Вот она, подсказка!». Позвала его, попросила помощи. Он сел такой серьёзный и радостный и говорит: «Ты только не волнуйся, у нас получится. Нужно старый фонарь взять, на гвоздик повесить, дверцу у фонаря открыть, всё изнутри вынуть и направить все наши сердечные лучики снизу фонаря вверх, к солнышку, к папе. Нам нужно увидеть его лицо, как в телевизоре, над фонарём». Деваться нам было некуда. Сделали мы всё, как сказал Сергей, сели напротив фонаря втроём и стали звать Виталия. Сначала я волновалась очень, мысли всякие в голову стали лезть – мешали сосредоточиться, но я проявила твёрдость, вспомнила уроки Виталия: «Если не веришь, то лучше не берись, только больше раскачаешь, что есть», потом успокоилась, тепло от сердца всю грудь залило, а здесь и лицо моего милого появилось. Я даже и не испугалась. Стали мы с детьми с ним говорить. Пока говорили, и не заметили, как в фонаре образовался белый шарик, с детский кулачок. Только Виталик вдруг говорит: «Так, дорогие мои, сеанс связи заканчивать пора, а то сил много вы потеряете. Сейчас моё изображение пропадёт, а вы скомандуете шарику какую температуру в избе держать надо, дверцу пусть мама аккуратно закроет, и никому не показывайте этот фонарь. Бабушке скажите, это я оставил обогреватель на всякий случай. Целую вас всех».
Его изображение над фонарём пропало, а белый шар оживился так весь, запульсировал, но никуда не улетал. Мы сделали всё, как говорил Виталий, в избе через полчаса стало совсем тепло, только по-другому, не как от печки, а как от солнца. Если гости приходили, мы фонарь полотенцем накрывали и в другую комнату уносили. Только бабушке лучше не стало. Через два дня говорит мне: «Знаешь, дочка, помру я скоро. Хватит мне уже вам, молодым, под ногами путаться. Я так решила, когда Бога просила, чтобы послал он тебе человека хорошего – как пристрою тебя, и уж помру».
«Что это ты, маманя, сегодня заупокойную завела? Али плохо тебе с нами? Али обижает тебя кто? Ты посмотри, разве мы с тобой так счастливо и покойно жили когда? Ты посмотри, как деткам хорошо! Куда же ты собралась? Мы только жить по-человечески учимся, а ты помирать. Может, передумаешь, а?!».
Рано было ещё, утро только начиналось. Вдруг дверь из детской отворилась, смотрим – стоят два наших субчика, взявшись за руки. Васятка глаза трёт, говорит: «Меня Сергунок разбудил. Пойдём, говорит, уговаривать бабулю не помирать. Бабулечка, ты правда не помрёшь?». Сам лепечет, а сам слёзы глотает, бабушкины руки целует, к боку прижимается, а ему младший вторит: «Бабушка, тебе сейчас никак нельзя, ведь нам ещё сестрёнку растить надо, она такая шаловливая егоза, а кто её вязать научит! Нет, бабуленька, сейчас тебе никак нельзя, мы тебе помогать будем, слушаться тебя будем, поживи ещё немного лет, столько же, а потом мы тебя отпустим».
Тут уж, конечно, и мы с мамой разревелись. Только сквозь слёзы у них спрашиваем: «Какая сестрёнка, что вы плетёте спросонья?» Они только засмеялись хитренько да за бабушку попрятались. Только с того дня мама на поправку пошла, а через десять дней и забыла, что хворала. Так потом и говорила всем: «Меня внуки попросили остаться, продлили мне командировку».
Фонарь нас так и грел, пока наш папа не приехал через два месяца, а печь-то и рабочая оказалась. Виталик мне потом вечером объяснил: «Понимаешь, не нужна поселенцам никакая альтернативная энергетика – это опять игрушки в технократию. Но даже не это опасно, а привязка, зависимость от старого образа. Ведь вот посмотри, что произошло, если бы ты тогда не смогла свой страх и своё неверие отринуть, ведь так не заработал бы фонарь. И печку Сергунок сломал, чтобы вы смогли другие образы в себе оживить».
«Как это он её сломал?».
«Он видел, что засыпать на достигнутом ты начинаешь, и бабуля сразу заболела, потому что переезжать стали на старые рельсы, думать, как раньше. Хотел помочь вам, но не знал как, ведь он маленький ещё и наш мир не очень хорошо знает. Ну, я ему подсказал немного, чтобы зашевелились вы, а дальше и он и вы уже сами справились».
«Вот видишь, опять ребята скажут: «Повезло тебе с сыном. Вон он у тебя какой продвинутый и вас за собой ведёт».
«Ну, наши «библиотекарские» не скажут так, а другие могут и подумать, но ведь это неверно. Не сын тебя в рай тащит, а ты полётом своего сердца смогла дать возможность родиться такому человеку на этой земле. Не может ребёнок родиться у родителей, которые не достойны его, как не может на груше родиться яблоко».
«Тогда скажи, почему не нужны поселенцам альтернативные технологии?».
«Они нужны, но именно альтернативные, а не перепевы старого, это во-первых, и, во-вторых, к ним их приведёт изменение осознанности. А то опять всё крутится вокруг ублажения тела. Или вот, например, ЭМ-технологии. Где осознанность этих поселенцев? Они могут видеть или контролировать микроорганизмы? Ты представляешь, им сказали, что это так-то и так-то, а КТО, но ведь раньше тоже говорили про всякие удобрения. Вот где меняться надо, вот где работа и работа. Вот вы с детьми смогли зажечь этот фонарь, ты ведь знаешь, что это не чудо, но для многих это чудо. И это правильно. Сначала им надо изменить себя, как это делала ты, и не один день, и во всём: от мытья посуды до построения мыслей, а потом у них не будет вопросов об альтернативных технологиях и формах грядок – всё будет истинным, выходить из сердец их».
Александр. Вот за что я люблю твоего мужа, Ева, что он тихо, без понтов, может так всё по-мужски объяснить, что прямо дух захватывает. Вот с какими парнями нужно ходить в разведку.
Евдокия. И ещё рожать детей и сажать сады.
Станислав. Да, и все эти качества у каждого имеются с избытком, только не каждый проявляет их.
Павел. А, может быть, это здорово, что будучи одинаково совершенными изначально, мы соглашаемся быть такими разными и проживать такие потрясающие жизни
168