О жизни в экопоселениях. Обзор очевидца

Архитектор и путешественница Ирина Билецкая провела 2 года в экологической деревне в Бразилии, где нет частной собственности, учителей и отходов.
Архитектор, экоактивистка и мама Ирина Билецкая объездила мир от Киргизии до Перу. Она экспериментировала с образами жизни и исследовала возможности органической архитектуры. Последние два года Ирина провела в бразильском экопоселении, где окончательно убедилась, что экологическое мировоззрение – это не глиняный домик за городом, а любые повседневные решения: от покупки зубной пасты до общения с соседями.

– Давайте начнем с вашей истории. Как сформировался ваш интерес к экологическому строительству и устойчивому развитию?

– Я выросла в Киеве. Занималась альпинизмом, спелеологией, много времени проводила в горах. Затем я начала изучать архитектуру в строительном университете в Киеве. В качестве факультатива мы изучали органическую архитектуру.

Этот подход возник в начале ХХ века и связан с именем известного американского архитектора Фрэнка Ллойда Райта. В то время по всей Америке строили здания в колониальном стиле. Он задал вопрос: почему мы здесь, в прериях, строим такие же дома, как в Европе? Здесь другая история, другая земля, другой климат и люди. Архитектура должна это как-то выражать. И он стал основателем направления, которое внимательно относится к окружающей среде, к «духу места» (genius loci), к материалам – важно, чтобы они были локальными и работали «честно». Органическая архитектура рассматривает связь между потребностями человека и влиянием на здание окружающей среды: ландшафта, сторон света, климата, истории и культуры региона, материалов.

Этот подход стал для меня источником вдохновения. В обычной архитектурной практике пользуются, в основном, интеллектом. Инструменты органической архитектуры – это еще и интуиция, работа с чувствами, наблюдение природы и ее закономерностей. У меня возник интерес к натуральным строительным материалам и к энергоэффективности с простыми low-tech решениями.

Также я столкнулась с пермакультурой. Это такое поле знаний и практик, связанных с созданием подобий экосистем для человеческих потребностей. Пермакультура ставит вопросы о том, как сама природа решала бы задачи, сходные с нашими. Как с минимальными затратами энергии получить максимальный эффект? Как каждый ресурс можно много раз использовать? Как заботиться о планете и людях и распределять ресурсы справедливо?

Простой пример: дождевая вода. Обычно она просто утекает в канаву, еще и создает эрозию почв по дороге. В пермакультурном подходе мы ее собираем, используем для душа, из душа она идет в биологический фильтр и поливает растения в огороде, а по дороге еще может быть теплообменник, чтобы «забрать» у воды тепло и обогреть что-нибудь. В итоге мы использовали этот ресурс несколько раз, перед тем как вернуть его обратно в систему. Для введения в пермакультуру можно прочесть книгу Била Моллисона.

Еще я съездила в Индию и познакомилась с организацией Shikshantar, которая активно работает в области образования и локальной экономики. Там ко мне пришло понимание, что не только дома должны быть экологичными, а весь образ жизни должен быть более устойчивым и радостным.

– Повлияло ли увлечение экологическими тенденциями на ваше решение покинуть Украину?

– Несколько лет назад я познакомилась со своим бывшим мужем-бразильцем. Он на тот момент уже занимался пермакультурой и жил в Португалии, где эта среда очень развита. Мы вместе поехали на север Италии в Даманхур – одну из самых давних экодеревень Европы. Там проходил курс под названием EDE, посвященный экопоселениям, – очень советую его всем, кто хочет углубиться в эту тему.

Целый месяц мы там жили и изучали все сферы жизни: как они экологически выстраивают свою жизнедеятельность, создают локальную экономику, какова их социальная организация и мировоззрение. Открылась абсолютно новая история о том, что человеческое общество может быть устроено по-другому. Мы с Бруно поняли, что хотим жить в экопоселении. Поискали в интернете и поехали в Пиракангу, в Штат Баия. Оно находится возле океана в джунглях, вокруг – километры дикого пляжа. Там живет более 100 человек. Собственно, последние 2,5 года мы там и прожили.

Но у меня сложилось не совсем однозначное отношение к экопоселениям. Как образ жизни на данный момент это мне очень близко, но это не рай на земле, везде есть свои сложности.

– А почему вы поехали именно в Бразилию?

– У нас появился ребенок, и мы искали, где «осесть». В Украине Бруно было холодно, и мало кто говорил по-английски. В Португалии мне тоже не хотелось оставаться – там все очень «очеловечено», а мне нужна дикая природа. А в Бразилии как раз много дикой природы, хотя мировоззрение похоже на европейское из-за того, что они были колонизированы португальцами. Я много путешествовала, и Бразилия, помимо Украины – одна из немногих стран, куда меня тянет «забазироваться».

До этого я провела много времени в Крыму в маленькой татарской деревне Шанти Кемп. Там очень живая культурная среда, много музыки, йоги, осознанного питания, несколько пионеров экологического строительства.

– Это тоже экодеревня?

– Потенциально да. Возможно, это потенциально «деревня в транзиции».
Transition Towns – движение, которое исследует, как наилучшим образом двигаться в постнефтяную эпоху. Все построено на возрождении маленьких биорегиональных общин, где голос каждого слышен и не теряется в пирамидах власти. Местные связи восстановлены, возникает resilience, базовые потребности могут быть удовлетворены локально и энергетически эффективно. Участники этого движения говорят, что самый удобный для этого город – с населением в пять тысяч.
«Мы слетали на Луну и обратно, но не можем перейти через дорогу и узнать, как зовут соседа». Весь наш образ жизни возможен только благодаря наличию дешевой энергии – нефти. Нефть – это накопленная за миллионы лет энергия солнца, а мы ее сжигаем за чуть более чем 100 лет.

Дэвид Холмгрен, один из основателей концепта пермакультуры, в своей книге Future Scenarios интересно описывал будущие сценарии развития общества в зависимости от пика нефти и глобального изменения климата. Глобальная экономическая система построена на идее бесконечного роста, что даже в теории не может продолжаться вечно.

– Есть ли в Украине другие экопоселения?

– В Украине и России самыми популярными, насколько я знаю, являются анастасиевские поселения, которые тоже относятся к категории экопоселений. Но то, что я видела в Украине, до полноценного экопоселения пока не дотягивает. Известное мне поселение называется «Долина Джерел».

Меня удивило, что в Бразилии и Италии мне показывали перевод книжек «Анастасия» и спрашивали, читала ли я их. Нет, пока не читала. Многие люди вдохновлены, уезжают на свой гектар земли, создают пространство любви. Мне нравится это движение, но оно не совсем мне близко.

В то же время в Украине многие мои друзья хотят жить экологически или создавать гармоничные отношения между людьми. Я вижу, что потенциал для светстких экопоселений в Украине очень большой. Существует «универсальное» экопоселение в деревне Юшки возле Киева. Там я еще не побывала.

– Чем экодеревня отличается от обычного села?

– Экодеревни стали распространяться в 60-е на волне хиппи. По сути это социальный, экономический и экологический эксперимент, который предлагает новую модель построения общества.

В мире есть экодеревни, которые существуют давно и успешно. Важно, что у каждой деревни есть фокус, некая специализация. Например, итальянский Даманхур, где мы жили с Бруно, имеет активную политическую позицию. Эта экодеревня вшита в ткань региона и трансформирует местные реалии в сторону экологичности и осознанности.

Экодеревня Зибен Линден в Германии придерживается экологического фокуса. Их углеводный след – 30% от показателя среднестатистического немца. Притом что уровень жизни у них похож: интернет, холодильник, стиральная машина – все есть.

Экодеревня Тамера в Португалии занимается большим пермакультурным проектом. Они живут в засушливой зоне Португалии и создали цепь озер, которые собирают дождевую воду и напитывают почву вокруг. Теперь там оазис. Еще Тамера известна тем, что там свободная любовь, и они очень много работают над социальными проблемами.

Еще есть экодеревня Финдхорн в Шотландии, Ауровиль в Индии, «Кристальные воды» в Австралии, «Ферма» в США… Их достаточно много, и они служат примерами для многочисленных новообразовавшихся поселений. Интересно, что кризис в Европе подтолкнул целую волну молодежи возвращаться обратно к земле.

– Эти экопоселения в основном открыты или все же стараются держаться в стороне от развития цивилизации? Если какой-нибудь человек решит поселиться в экодеревне, каким мироощущением и подготовкой он должен обладать, чтобы чувствовать себя там комфортно?

– Они очень открыты. Одной из их задач является просвещение. Основной доход во многих деревнях приносит образовательная деятельность. Проводятся самые разные курсы: йога, альтернативная экономика, ненасильственная коммуникация, холистичный менеджмент, голодание, образование детей, свободные университеты.

Понятно, что в экопоселения не берут всех подряд. Зачастую там есть испытательный срок, чтобы ты мог понять, нужно ли тебе быть именно здесь, а экодеревня поняла, подходишь ли ты им. В Даманхуре это, по-моему, два года, в Бразилии – чуть меньше.

Важно самому найти свое место и племя. Это специфические места, где нужно быть готовым избавиться от своих установок насчет того, что такое хорошо и плохо, понимать и принимать новое, быть очень гибким. Но в целом экодеревни открыты и хотят делиться своими ценностями с окружающим миром. Лучший метод узнать об экодеревнях – приехать туда волонтером или на какой-нибудь курс.

Но есть и исключения. Например, Тамера, где практикуется свободная любовь, остерегается общественного давления и не сильно об этом распространяется. Даже в базовой книге с описанием Тамеры о свободной любви ничего не написано. Их можно понять: Португалия – католическая страна. Но в Тамере живут в основном немцы.

– Как вас приняли в бразильской деревне?

– Наше прошлое было очень располагающим. Я работала в экостроительстве. Бруно работал с пермакультурой. Мы потенциально подходили этому месту.

В то время там еще не было коммуны. Это место существует около 8 лет. Начиналось все с того, что несколько инвесторов купили много земли в джунглях и сделали ретрит-центр. Туда приезжали гости из Рио-де-Жанейро и Сан-Пауло, привозили разные практики и проходили ретриты. Постепенно они начали понимать, что им нравится этот образ жизни, и стали покупать землю и домики у организаторов ретрит-центра.

Коммуна, которая образовалось, начала действовать по образу «духовного коммунизма» – они так это называют. Прибыль ретрит-центра распределяется между сообществом. Независимо от того, уборщик ли ты в школе или главный управляющий, все получают одинаковую зарплату. И это ведет к тому, что каждый работает не ради зарплаты, а потому, что именно это – реализация твоих потенциалов. Сейчас ретрит-центр плавно переходит в коммунальную собственность.

Там очень много замечательных людей, которые занимаются интересными делами. Например, есть школа свободного активного образования. Там подготовлено пространство для детей разного возраста, но нет учителей или уроков. Дети в группах похожего возраста проводят время в пространстве, где есть книги, интернет, инструменты для творчества, кухня.

Импульс изучения чего-либо исходит от детей. Взрослые присутствуют в пространстве, но они не ведут уроков, а только помогают и разрешают конфликты. В то же время в школе бывает много интересных людей. Допустим, приезжает туда документалист из Нью-Йорка и проводит мастер-класс по режиссуре. Или кто-то строит экологический дом, и все, кто хочет, участвуют в строительстве. В школе верят, что образование эффективнее, когда импульс обучения исходит от самого ребенка.

Еще в деревне есть столярная мастерская, серфинг, йога, центр искусств, цех по пошиву одежды, пермакультурный центр, лаборатория по производству натуральной косметики и веганский ресторан. Они очень много внимания уделяют питанию. На кухне этому тоже можно обучаться.

– А чем вы занимались в экодеревне?

– В основном материнством. Там довольно много молодых мам. Иногда в новолуние мы собирались в женский круг. Представь: теплая февральская ночь (там в это время лето), отлив, гигантский пляж, темнющая безлунная ночь с яркими звездами. На берегу костер, и двадцать женщин говорят о цикле, женственности, материнстве, намерении на следующий месяц, а еще поют и танцуют.

Еще в деревне я занималась архитектурой – делала проекты органической архитектуры для домов. Там, кроме прочего, строят из бамбука. С ним очень просто работать, он легкий и за три года вырастает до гигантских размеров. Также я экспериментировала с замкнутыми циклами, связывала дома с окружающей средой. Мусор – это энергия, которой пока что не нашли применения.

Допустим, у нас есть душ – дождевая вода подогревается солнечной батареей. Вся энергия в Пираканге – солнечная. И мы моемся в нем мылом, произведенным тут же в деревне барышней, которая занимается натуральной косметикой. И эта «серая» вода идет в посаженные бананы, которые ее фильтруют, так как поглощают много воды. По сути, мы даем бананам полезные вещества через естественную косметику и затем едим эти бананы.

Другой пример – туалеты. Можно сделать много грязной воды, смешанной с фекалиями, которую потом нужно вывозить и выливать в другом месте. Это не пермакультурный подход. Пермакультурный подход – сделать компостные туалеты со специальными камерами, где все смешивается с опилками и нагревается на солнце до 70 градусов, поэтому все патогены умирают. Эта смесь компостируется, и уже через три месяца ею можно удобрять фруктовые деревья.

– Как осуществляется управление экопоселениями?

– В каждой деревне свои подходы: от диктатур до 100% консенсуса. Есть также промежуточные стадии – например, когда есть авторитет в области архитектуры или финансов, и не обязательно всем быть согласными. Возможны разные варианты демократии: 50% плюс один голос, консенсус минус два голоса или консенсус минус 20% и т.д. То есть вариация схем принятия решений широка.

В Пираканге, которая изначально появилась как частный бизнес, а не экодеревня, была группа экономических и политических лидеров. То есть теоретически там консенсус, но когда все сидят в кругу, понятно, что чей-то голос важнее, чем чей-то другой. Есть несколько авторитетов, которые влияют на голоса всех остальных. И это неплохо, благодаря этому решения принимаются достаточно быстро. Тогда как при поиске консенсуса 100% принятие решений очень тяжелое. В то же время есть некая подмена понятий. Название одно, а по факту – другое.

В Даманхуре есть выборные органы управления, своя иерархия. Они живут в домах – коммунах по 12 человек. В каждой ячейке – консенсус и выборный представитель на следующий управленческий уровень. Даманхур начинался как экодеревня, где вся земля и имущество общественные, и каждый житель – акционер. И если кто-то уходит из деревни, ему община возвращает часть в деньгах.

В Тамере есть много наработок по поводу миротворчества и коллективной мудрости. Они исследуют, как принимать решения не только интеллектуально, но также включать интуицию, глубинное слушание друг друга, новые методы коммуникации.

– Но я правильно понимаю, что есть экодеревни, которые от денег отказались?

– Есть много деревень с альтернативной экономикой, где функционирует или «банк времени», или бартер, или альтернативные денежные единицы. В Даманхуре как раз свои деньги, которыми можно расплачиваться и в соседних деревнях.

Часто в обществе есть представление, что экодеревня – это сборище хиппи и дауншифтеров. На самом деле там живут серьезные прогрессивные люди. Финансовую систему Даманхура создал житель общины – профессор экономики из университета. Одна из самых успешных компаний по альтернативной энергии в Италии тоже там находится. То есть они однозначно не хиппи – это уже пост-хиппи, которые изменяют концепции и парадигмы мышления.

– В экопоселениях люди живут коммунами, семьями или поодиночке?

– Зависит от поселения. Во многих поселениях это частные семейные дома. В Тамере, где практикуют свободную любовь, сложно представить себе семью – они работают над тем, чтобы избавиться от привязанностей. В Даманхуре и Пираканге живут в больших домах-коммунах. То есть семья там есть, но она растворена в тесной взаимосвязи большей семьи – коммуны. В Даманхуре очень интересная брачная церемония. Они заключают ее только на год, и каждый год ее нужно обновлять. Потом смотрят, что сделали за этот год и хотят ли это продолжать. Личные взаимоотношения получаются более осознанными. Во время брачной церемонии муж и жена пишут в письме, что они хотят поменять внутри себя за будущий год, для того чтобы вместе духовно расти. Брак становится инструментом роста.

– А какой был распорядок дня в экодеревне?

– У меня в Пираканге была особенная жизнь, потому что я жила там с младенцем. Но возьмем среднестатистического молодого человека в возрасте 25 лет. Он просыпается в 6:00, берет доску и идет к океану посерфить до 7:30. В 8:00 он идет работать в ресторан, где помогает с завтраком и обедом. В 12:00 он съедает вкусный веганский обед в этом самом ресторане.

Вся коммуна ходит обедать в одно место. После этого они все вместе собираются на «церемонию» – это такая блиц-пятиминутка о том, кто и что сегодня должен сделать, какие последние новости. Дела практические и духовные тут не разъединены, все верят, что через нашу ежедневную деятельность мы добиваемся внутреннего духовного развития. Поэтому они обсуждают практические дела и сразу же медитируют. Потом каждый идет по своим делам.

Допустим, этот молодой человек до обеда работает на кухне, а после обеда – в пермакультурном центре, где сажает морковку из креольских семян. Здесь часто развито движение Seed Savers.

Seed Savers – это хранители семян, которые говорят о том, что глобальные корпорации все семена хотят сделать генетически модифицированными или зависимыми от них. В экодеревнях есть банки семян, где они сохраняют семена в их чистой форме.

Допустим, наш молодой человек – еще и музыкант, и в 17:00 он встречается с группой из «Свободного университета» и принимает участие в музыкальной сессии – играет что-нибудь абстрактно-интуитивное.

Что мне нравится в экодеревнях, так это то, что их культура очень интуитивная и импровизационная. Там много контактной импровизации, много чего построено на наблюдении твоего внутреннего мира в данный момент. Вообще, люди меньше времени проводят возле компьютера и в интернете, потому что есть много других потрясающих дел.

Потом он идет перекусить что-нибудь с друзьями у себя дома. В 20:00 происходит длинная и вдумчивая встреча коммуны, где решаются общие вопросы. Потом – сладкий сон.

– А есть ли в экодеревнях такое понятие, как «заниматься искусством»?

– Зачастую в экодеревнях это что-то счастливое: спирали – энергии – свет. Что-то мистично-природно-духовное.

В Пираканге есть центр искусства, где шьют одежду, производят артбуки и хендмейд-изделия. В нашей деревне очень развита музыка. В Даманхуре – подземные храмовые комплексы с множеством витражей и росписей, скульптуры. Часто в деревнях развивается аматорское искусство. Они верят, что каждый – художник, и самовыражение в искусстве – всегда на благо. Соответственно, это порождает много аматорских предметов искусства, которые для знатоков и ценителей искусства часто выглядят наивно. Но процесс в целом очень живой и развивающий. А учитывая, что в экодеревнях живут люди со всего мира, культура перемешивается и расцветает.

– То есть состав общин деревень интернационален? Английский язык используется как язык для общения?

– Зачастую да. В нашей деревне общались на португальском, английском, испанском.

– А можно ли представить мусульманина в экодеревне?

– Можно, но ему там будет неуютно, когда он увидит на рассвете в океане голых барышень. Но я уверена, что есть и мусульманские экодеревни.

– То есть в деревнях отказ от благ цивилизации и технологий сейчас не обсуждается?

– Там, где я жила, был интернет и айподы. Уже приходят к тому, что не нужно отказываться от технологий, но нужно их использовать в созидательном ключе.

Например, в немецкой деревне Зибен Линден спахивают деревню лошадьми, а не трактором. Трактором быстрее и выгоднее, но это им не нужно. Лошадью здоровее, приятнее и лучше для почвы. Или архитектура: можно построить железобетонный дом, но экопоселенцам хочется дом из естественных материалов. У них есть время и внимание, чтобы создавать свое жилье осознанно.

Это постиндустриальное общество, где есть понимание, что индустрия не согласовывается с твоими ценностями. Ты не знаешь, откуда продукт пришел, как его произвели, как его транспортировали, как он будет на тебя влиять в процессе использования и что с ним произойдет после этого.

– А что вам все же не понравилось в бразильском поселении? Почему вы решили покинуть его?

– Там есть ряд деталей, которые мне не совсем близки. Через это сообщество они пытаются добиться единства и отказаться от излишнего индивидуализма. Они говорят, что все наши личные предпочтения и жесткие установки возводят границы между людьми. И чтобы добиться единства, нам нужно растворить наше эго, наши привычки и воспитание. Внутри себя я понимала, что это не то, чего мне хочется в данный момент.

К примеру, дети там, как по мне, совсем немного времени проводят с родителями. Когда Инти исполнился год, мне казалось, что его еще рано отправлять в школу даже на четыре часа. Я чувствовала, что хочу исследовать опыт материнства в другом контексте. Они же верят, что дети через нас пришли, но это не обязательно «наши» дети – это родительское эго хочет, чтобы дети были с нами.

Потом – вопрос семьи. В Пираканге все живут в домах-коммунах, очень много времени проводят в сообществе, и семейного дома там нет. Я понимаю, что это, возможно, моя установка из детства, что мне нужен дом, сад, две собаки и двое детей – такое клише. Но я чувствую, что для меня это сейчас актуально.

Но сам образ жизни – жить на природе с группой единомышленников из ста человек, практиковать осознанное питание – это, безусловно, мне очень близко.

– А что еще практикуется в экодеревнях из того, что может осудить традиционное общество, кроме свободной любви и альтернативных форм родительства? Употребляют ли там легкие наркотики?

– В нашей – нет. У нас все связано с внутренним развитием, чистотой, голоданием и медитацией. Они поняли, что изменять сознание извне им не нужно. Это не запрещено, но и не приветствуется, несмотря на то, что экодеревни часто связаны с традициями шаманизма. В нашей деревне в Бразилии раньше проводили церемонии с психоделическими растениями, но от этого теперь тоже отказались. Хотя в каких-то деревнях, я уверена, все свободнее, но в нашей все чисто. Даже кофе не пьют.

– Как соотносятся между собой понятия органической архитектуры и экостроительства?

– Органическая архитектура – понятие-зонтик, которое предполагает, что при проектировании ты связываешься с землей, с конкретным местом, где будет стоять дом, с его ландшафтом, светом, цветом, звуком, внешними влияниями. И связываешь это с внутренней жизнью человека, который будет его использовать. Вначале ты представляешь драматургию жизни внутри: где ты хочешь пить чай, куда ты будешь в это время смотреть, где будут в это время твои дети…

Круг вопросов экостроительства – какие материалы ты будешь использовать, как и кто это будет строить, будешь ли ты вовлекать свое сообщество. У нас в Украине есть несколько архитекторов и мастерских, которые этим занимаются.

У нас в университете был гостевой профессор из Швейцарии Луиджи Фьюмара. Он познакомил нашу среду с органической архитектурой, и позже родилось несколько мастерских, в том числе та, в которой я работала до бразильской истории. Есть форум «Людина і архітектура», где они общаются.

Что касается экостроительства, во многих странах оно развивается, и на государственном уровне были созданы новые нормы для этих материалов. Практически в каждой стране есть ассоциация экостроителей. У нас в Украине тоже есть ассоциация «Толока», где проходят курсы, вебинары, мастер-классы.

– Как опыт жизни в экодеревнях и опыт экостроительства интегрировать в обычную городскую жизнь?

– Прежде всего – понять, о чем ты мечтаешь, глубоко и искренне. Посмотреть, соответствует ли твоя ежедневная деятельность твоей мечте и ценностям. Твое время и энергия – самое дорогое, что есть. В какое русло ты их направляешь?

Остальное – практические следствия. Начиная с утра: ты проснулся и думаешь, чем чистил свои зубы. Ты понимаешь, что можно купить зубной порошок, изготовленный руками из экологических материалов. Ты понимаешь, куда ты отдаешь свои деньги, когда его покупаешь.

Или делаешь ремонт в квартире – и используешь экологическую штукатурку из глины. Можно сделать субботник с друзьями. Мебель изготавливаешь из местного дерева – можно, чтобы ее делал мастер своими руками, вместо того чтобы покупать в «Эпицентре», где все сделано из ДСП с формальдегидным клеем…

Ты думаешь о своей работе: приносит ли это пользу сообществу вокруг тебя, приносит ли это пользу тебе как личности, развиваешься ли ты духовно, что происходит с окружающей средой вследствие твоей деятельности? Как ты выстраиваешь связи с людьми? Как принимаешь решения в своей организации? Как решаешь конфликты?

У Романа Саблина есть отличная книга про экологическую жизнь в городе.

– Что нужно, чтобы быть гражданином мира сегодня? Ощущаете ли вы себя им?

– Безусловно, ощущаю. Для меня это значит понимать свою неразрывную связь с планетой Земля как существом. Есть такая «гипотеза Геи», которая говорит о том, что планета Земля – это организм, и мы – его часть. Потому человечество, вырубая леса, по сути вырезает часть своего же легкого. Загрязняет воду – заражает кровь. Гражданин мира берет ответственность за себя в самом широком смысле. Поступает с любовью к миру.

Получается, если ты делаешь плохо планете, ты делаешь плохо себе. Если делаешь хорошо, ступаешь легко – получается ситуация win-win.

 

Источник: rodovid.me