Плуг — он спас людей от голодной смерти. Теперь пора спасать от него землю.
ПОЗВОНИЛ СТАРЫЙ ДРУГ, Саша Еркаев; когда-то вместе с ним размышляли мы на Кубани над природой пыльных бурь и над тем, как им дать окорот.
А сейчас он зачастил с места в карьер:
- Засуха, говоришь? Знаешь ли ты, сколько намолотили мы в это страшное лето? Ячменя - почти 74 с гектара, пшеницы - по 68 центнеров. Каково?
- Пахали?
- Разумеется, нет.
Долго, очень долго пробивались эти всходы, но пробились, потому что не могли не пробиться:
ЖИЛ И РАБОТАЛ В РОССИИ на рубеже XIX и ХХ веков умнейший агроном Иван Евгеньевич Овсинский. Не ищите его имя в учебниках - зря потеряете время. Однако с ним связан переворот в технике земледелия, хотя был Овсинский всего лишь управляющим у богатого помещика, чьи владения, правда, простирались по Черниговщине, Подолии и ещё Бессарабии. Здесь не пахали землю, лишь "царапали" её, чтобы прикрыть семена, используя для этого особые ножевые культиваторы или лёгкие многокорпусные плужки.
Иван Евгеньевич писал:
"Знаменитый Крупп своими снарядами военного разрушения не принёс столько вреда человечеству, сколько принесла одна фабрика плугов для глубокой вспашки. Глубокая вспашка лишает возможности регулировать влагу в почве, вследствие чего её приверженцы то смотрят со сложенными руками, как растения гниют, то во время засухи стараются вызвать дождь удивительными средствами, например зажиганием взрывчатых веществ в облаках, как это пробовали делать в Америке".
В Америке мучеником и подвижником идеи земледелия без плуга оказался фермер Эдвард Фолкнер, у нас в Союзе - Терентий Мальцев. Фолкнер задумался: почему человек пашет? Не свалился же плуг на планету невесть откуда, чтобы убить её? Нет, он был нужен; земледелец, который с помощью примитивных орудий едва обрабатывал в поте лица жалкий клочок земли, с появлением плуга смог осваивать площади неизмеримо большие. Когда население многих стран вымирало от недоедания, плуг с отвальным лемехом знаменовал наступление новой эры.
"Плуг спас человечество: он разогнал голод, как первая керосиновая лампа разогнала мрак, - воздал ему должное Э. Фолкнер. - Лампа Аладдина не могла бы казаться более волшебной!"
Но Эдвард Фолкнер заметил и другое. Глядя на керосиновую лампу, он попытался представить, что произойдёт, если фитиль повыше керосина обрезать, а потом вновь сшить в несколько стежков, свет сразу померкнет. Нечто подобное происходит с землёй. Сухая прокладка из запаханной соломы перерезает природный "фитиль" из отмирающих корней, норок червей и другой живности. По этому "фитилю" поднималась и опускалась влага. Теперь её скупо будут подавать лишь "стежки". А ту, что опускается сверху, сухая прокладка вберёт в себя, словно промокашка.
Исходя из этих предположений, можно подбирать орудия обработки. Овсинский пользовался плужками собственной конструкции, а Фолкнер избрал самую обычную дисковую борону, в качестве удобрения задисковывал массу разросшейся зелёной ржи.
Выстоять в засухи, получать высокие урожаи и Овсинскому, и Фолкнеру удалось легче, чем добиться признания. Пять лет рукопись книги Ивана Овсинского "Новая система земледелия" блуждала по редакциям и была агрономическими авторитетами забракована. Опубликовать её удалось лишь в местечковой типографии. Книгу Эдварда Фолкнера "Безумие пахаря" выпустили в 1943 г., в разгар войны. Научные круги встретили её в штыки.
ТЕРЕНТИЙ МАЛЬЦЕВ НИЧЕГО не знал об Овсинском. Книгу Фолкнера ему прислали из Америки, когда в стране уже широко говорили о "мальцевской системе".
Терентий Семенович клепал в кузнице свою технику. Уже в 1950 г. колхоз "Заветы Ильича" на непаханых здешних полях без единого килограмма удобрений получил пшеницы до 40 центнеров с гектара!
Но упрямый старик обидел Никиту Хрущева, отказавшись заняться кукурузой. Вскоре появилось "компетентное мнение": система, предложенная Мальцевым, не показала достоверных преимуществ в сравнении с общепринятой агротехникой.
КОГДА ПОСЛЕ ЦЕЛИННОЙ КАТАСТРОФЫ поставили на поток (у нас всегда: либо никогда и нигде, либо везде и сразу) противоэрозионную технику, у меня состоялся тяжелый разговор с одним из её авторов - И.И. Хорошиловым. Начальник зернового главка, член коллегии МСХ, лауреат Ленинской премии чуть не с пеной у рта хрипел:
- Все эти отрывки из обрывков об Овсинском, Фолкнере, Мальцеве и всяких прочих вплавлены не в самоделки, а в конкретные орудия. Наша задача - внедрить целинный комплекс по всей европейской части страны. Мы заставим сделать это!
Затея с треском проваливалась. Я был тому свидетелем на опытной станции под Армавиром в печально знаменитом "пылевом коридоре", где предложенная из Москвы технология испытывалась по широкой программе. То же на второй год, на третий. Каждое лето я ходил по делянкам. Мне хотелось, чтобы целинный вариант оказался победным. Тогда я в соседнем Кубанском НИИ по испытаниям полевой техники месяцами мордовался с опытами по сверхвысоким урожаям пшеницы, и все они проваливались то из-за глыб после плуга, то из-за пыльных смерчей.
Самая кошмарная из чёрных бурь разразилась здесь зимой сразу после нового, 1969 года. Она застала нас в дороге. Мерзлая земляная крупа неслась с такой силой, что срывала с ферм крыши, в лесопосадках из-под валов мелкозема торчали лишь верхушки деревьев. Натянув на голову пластиковые пакеты, мы еле успели укрыться под речным обрывом, а машину ветер тут же опрокинул и погнал, как перекати-поле.
Когда всё стихло, я долго всматривался в спасительный обрыв, будто видел его впервые, хотя не раз рыбачил под ним. Сейчас верх обрыва щетинился засохшим бурьяном-старюкой, а летом в зелёном и буйном разнотравье я добывал тут червей. Чуть раздвинешь его - жужжат шмели, что-то ищут осы, порхают бабочки, ниже снуют муравьи, что-то тащат в свои норки. Всё, как сто, как тысячи лет назад. Какие великие множества жизней перемололо для нас в этом мощном пласте время!
И тут, будто озарение, приходит мысль - это не обрыв, это книга, где страница за страницей складывалась геологическая история планеты. Теперь верхние её листы растрепала буря.
То, что грянуло на целине, повторялось и здесь. Своим друзьям в институте - главному экономисту Александру Еркаеву, многоопытному звеньевому Владимиру Первицкому, агроному Владимиру Кащуру - я и раньше рассказывал об Овсинском и Фолкнере, уговаривал обойтись без плуга. Слушали с интересом, но не больше. Теперь дошло. Перво-наперво расчистили от завалов лесные полосы, потом на ротапринте растиражировали "Новую систему" Овсинского, "Безумие пахаря" Фолкнера, публикации Мальцева и раздали институтским специалистам.
И решили другими глазами посмотреть на неудачи под Армавиром.
Чем больше мы их анализировали, тем лучше понимали, что целинный комплекс не был виноват. В Северном Казахстане с его длинной зимой лютые морозы выступают в роли санитара, убивают вредителей, болезни. На юге этого не происходит. Так что же - пусть кубанская земля лежит голой до апреля? Пусть бури собирают с неё свою дань? Нет! После жатвы и здесь стоит оставить густющую стерню, измельчённую солому. Но размещать по такому фону надо не хлеб, как на востоке, а кукурузу, подсолнечник, свеклу. Что до пшеницы, то её место по непаханым массивам кукурузы, рано убранной на силос, пласту многолетних трав, гороху, бахчам, паровым площадям.
Перевернув целинный подход с ног на голову, звено В. Первицкого ещё тогда побило все кубанские пшеничные рекорды, достигнув без вспашки урожайности в 80 центнеров с гаком.
Вот и сейчас, в жатве-99, о чём радостно сообщил мне Саша Еркаев, мои друзья опять оказались "на коне". Ячменя, созревающего рано, взяли по 73,6 центнера, озимой пшеницы, хоть сушь и прихватила её, намолотили по 68 центнеров.
Институтские "делянки" - это опытное хозяйство площадью в добрых 10 тыс. гектаров. Плуги заменили здесь тяжёлыми дисковыми боронами с рабочим захватом в 7 метров и дисковыми лущильниками 10-метрового захвата. Вот и все. Дали они на "круг" по 64 центнера отменной пшеницы.
В выигрыше, перестав пахать, оказался весь Ново-Кубанский район, где расположен институт, ибо перевалили в урожайности за 60 центнеров. Такой район на Кубани не один, но их по-прежнему немного. Другие - и здесь, и на Ставрополье, и на Дону - как пахали, так и пашут.
МЫ ПОЛАГАЕМ, БУДТО УРОЖАЙ - это то, что посеяли весн
ой, а осенью убрали. Нет! Постойте однажды у речного или овражного обрыва, присмотритесь, сколько осталось вверху чёрного пласта, и вы поймёте, что каждый ломоть хлеба, кусок сыра и глоток вина мы берём из кромешной дали тысячелетий и та кладовая угрожающе пустеет.
Анатолий Иващенко
http://gazeta.pomistya.org.ua/pag/11.php
А сейчас он зачастил с места в карьер:
- Засуха, говоришь? Знаешь ли ты, сколько намолотили мы в это страшное лето? Ячменя - почти 74 с гектара, пшеницы - по 68 центнеров. Каково?
- Пахали?
- Разумеется, нет.
Долго, очень долго пробивались эти всходы, но пробились, потому что не могли не пробиться:
ЖИЛ И РАБОТАЛ В РОССИИ на рубеже XIX и ХХ веков умнейший агроном Иван Евгеньевич Овсинский. Не ищите его имя в учебниках - зря потеряете время. Однако с ним связан переворот в технике земледелия, хотя был Овсинский всего лишь управляющим у богатого помещика, чьи владения, правда, простирались по Черниговщине, Подолии и ещё Бессарабии. Здесь не пахали землю, лишь "царапали" её, чтобы прикрыть семена, используя для этого особые ножевые культиваторы или лёгкие многокорпусные плужки.
Иван Евгеньевич писал:
"Знаменитый Крупп своими снарядами военного разрушения не принёс столько вреда человечеству, сколько принесла одна фабрика плугов для глубокой вспашки. Глубокая вспашка лишает возможности регулировать влагу в почве, вследствие чего её приверженцы то смотрят со сложенными руками, как растения гниют, то во время засухи стараются вызвать дождь удивительными средствами, например зажиганием взрывчатых веществ в облаках, как это пробовали делать в Америке".
В Америке мучеником и подвижником идеи земледелия без плуга оказался фермер Эдвард Фолкнер, у нас в Союзе - Терентий Мальцев. Фолкнер задумался: почему человек пашет? Не свалился же плуг на планету невесть откуда, чтобы убить её? Нет, он был нужен; земледелец, который с помощью примитивных орудий едва обрабатывал в поте лица жалкий клочок земли, с появлением плуга смог осваивать площади неизмеримо большие. Когда население многих стран вымирало от недоедания, плуг с отвальным лемехом знаменовал наступление новой эры.
"Плуг спас человечество: он разогнал голод, как первая керосиновая лампа разогнала мрак, - воздал ему должное Э. Фолкнер. - Лампа Аладдина не могла бы казаться более волшебной!"
Но Эдвард Фолкнер заметил и другое. Глядя на керосиновую лампу, он попытался представить, что произойдёт, если фитиль повыше керосина обрезать, а потом вновь сшить в несколько стежков, свет сразу померкнет. Нечто подобное происходит с землёй. Сухая прокладка из запаханной соломы перерезает природный "фитиль" из отмирающих корней, норок червей и другой живности. По этому "фитилю" поднималась и опускалась влага. Теперь её скупо будут подавать лишь "стежки". А ту, что опускается сверху, сухая прокладка вберёт в себя, словно промокашка.
Исходя из этих предположений, можно подбирать орудия обработки. Овсинский пользовался плужками собственной конструкции, а Фолкнер избрал самую обычную дисковую борону, в качестве удобрения задисковывал массу разросшейся зелёной ржи.
Выстоять в засухи, получать высокие урожаи и Овсинскому, и Фолкнеру удалось легче, чем добиться признания. Пять лет рукопись книги Ивана Овсинского "Новая система земледелия" блуждала по редакциям и была агрономическими авторитетами забракована. Опубликовать её удалось лишь в местечковой типографии. Книгу Эдварда Фолкнера "Безумие пахаря" выпустили в 1943 г., в разгар войны. Научные круги встретили её в штыки.
ТЕРЕНТИЙ МАЛЬЦЕВ НИЧЕГО не знал об Овсинском. Книгу Фолкнера ему прислали из Америки, когда в стране уже широко говорили о "мальцевской системе".
Терентий Семенович клепал в кузнице свою технику. Уже в 1950 г. колхоз "Заветы Ильича" на непаханых здешних полях без единого килограмма удобрений получил пшеницы до 40 центнеров с гектара!
Но упрямый старик обидел Никиту Хрущева, отказавшись заняться кукурузой. Вскоре появилось "компетентное мнение": система, предложенная Мальцевым, не показала достоверных преимуществ в сравнении с общепринятой агротехникой.
КОГДА ПОСЛЕ ЦЕЛИННОЙ КАТАСТРОФЫ поставили на поток (у нас всегда: либо никогда и нигде, либо везде и сразу) противоэрозионную технику, у меня состоялся тяжелый разговор с одним из её авторов - И.И. Хорошиловым. Начальник зернового главка, член коллегии МСХ, лауреат Ленинской премии чуть не с пеной у рта хрипел:
- Все эти отрывки из обрывков об Овсинском, Фолкнере, Мальцеве и всяких прочих вплавлены не в самоделки, а в конкретные орудия. Наша задача - внедрить целинный комплекс по всей европейской части страны. Мы заставим сделать это!
Затея с треском проваливалась. Я был тому свидетелем на опытной станции под Армавиром в печально знаменитом "пылевом коридоре", где предложенная из Москвы технология испытывалась по широкой программе. То же на второй год, на третий. Каждое лето я ходил по делянкам. Мне хотелось, чтобы целинный вариант оказался победным. Тогда я в соседнем Кубанском НИИ по испытаниям полевой техники месяцами мордовался с опытами по сверхвысоким урожаям пшеницы, и все они проваливались то из-за глыб после плуга, то из-за пыльных смерчей.
Самая кошмарная из чёрных бурь разразилась здесь зимой сразу после нового, 1969 года. Она застала нас в дороге. Мерзлая земляная крупа неслась с такой силой, что срывала с ферм крыши, в лесопосадках из-под валов мелкозема торчали лишь верхушки деревьев. Натянув на голову пластиковые пакеты, мы еле успели укрыться под речным обрывом, а машину ветер тут же опрокинул и погнал, как перекати-поле.
Когда всё стихло, я долго всматривался в спасительный обрыв, будто видел его впервые, хотя не раз рыбачил под ним. Сейчас верх обрыва щетинился засохшим бурьяном-старюкой, а летом в зелёном и буйном разнотравье я добывал тут червей. Чуть раздвинешь его - жужжат шмели, что-то ищут осы, порхают бабочки, ниже снуют муравьи, что-то тащат в свои норки. Всё, как сто, как тысячи лет назад. Какие великие множества жизней перемололо для нас в этом мощном пласте время!
И тут, будто озарение, приходит мысль - это не обрыв, это книга, где страница за страницей складывалась геологическая история планеты. Теперь верхние её листы растрепала буря.
То, что грянуло на целине, повторялось и здесь. Своим друзьям в институте - главному экономисту Александру Еркаеву, многоопытному звеньевому Владимиру Первицкому, агроному Владимиру Кащуру - я и раньше рассказывал об Овсинском и Фолкнере, уговаривал обойтись без плуга. Слушали с интересом, но не больше. Теперь дошло. Перво-наперво расчистили от завалов лесные полосы, потом на ротапринте растиражировали "Новую систему" Овсинского, "Безумие пахаря" Фолкнера, публикации Мальцева и раздали институтским специалистам.
И решили другими глазами посмотреть на неудачи под Армавиром.
Чем больше мы их анализировали, тем лучше понимали, что целинный комплекс не был виноват. В Северном Казахстане с его длинной зимой лютые морозы выступают в роли санитара, убивают вредителей, болезни. На юге этого не происходит. Так что же - пусть кубанская земля лежит голой до апреля? Пусть бури собирают с неё свою дань? Нет! После жатвы и здесь стоит оставить густющую стерню, измельчённую солому. Но размещать по такому фону надо не хлеб, как на востоке, а кукурузу, подсолнечник, свеклу. Что до пшеницы, то её место по непаханым массивам кукурузы, рано убранной на силос, пласту многолетних трав, гороху, бахчам, паровым площадям.
Перевернув целинный подход с ног на голову, звено В. Первицкого ещё тогда побило все кубанские пшеничные рекорды, достигнув без вспашки урожайности в 80 центнеров с гаком.
Вот и сейчас, в жатве-99, о чём радостно сообщил мне Саша Еркаев, мои друзья опять оказались "на коне". Ячменя, созревающего рано, взяли по 73,6 центнера, озимой пшеницы, хоть сушь и прихватила её, намолотили по 68 центнеров.
Институтские "делянки" - это опытное хозяйство площадью в добрых 10 тыс. гектаров. Плуги заменили здесь тяжёлыми дисковыми боронами с рабочим захватом в 7 метров и дисковыми лущильниками 10-метрового захвата. Вот и все. Дали они на "круг" по 64 центнера отменной пшеницы.
В выигрыше, перестав пахать, оказался весь Ново-Кубанский район, где расположен институт, ибо перевалили в урожайности за 60 центнеров. Такой район на Кубани не один, но их по-прежнему немного. Другие - и здесь, и на Ставрополье, и на Дону - как пахали, так и пашут.
МЫ ПОЛАГАЕМ, БУДТО УРОЖАЙ - это то, что посеяли весн
ой, а осенью убрали. Нет! Постойте однажды у речного или овражного обрыва, присмотритесь, сколько осталось вверху чёрного пласта, и вы поймёте, что каждый ломоть хлеба, кусок сыра и глоток вина мы берём из кромешной дали тысячелетий и та кладовая угрожающе пустеет.
Анатолий Иващенко
http://gazeta.pomistya.org.ua/pag/11.php
4