В деревне нет тайной жизни
После деревни в городе тесно. И небо над каменными зданиями меньше, словно его обкорнали по краям, поэтому выглядит оно неровным и каким–то бесцветным. Да и привычного в деревне горизонта в городе не увидишь, за домами высокими спрятан. Зелени очень мало, а земли с травой зеленой почти нет — все асфальт, плитка, камень...
А ты уже привык к тому, что под ногами колышется трава со всякими цветочками мелкими, что пчелы и шмели туда–сюда летают, что улитки по тропинкам ползают, муравьи бегают, птицы пищат и чирикают. На проводах провисших сытые деревенские ласточки, как нотные знаки. Жаль только, не можешь разобрать мелодию, ими написанную. Хотя и понимаешь, что мелодия уже невеселая, осенняя.
На деревенской улице клоки сена зеленого и пахучего. Плуг тяжелый прочертил утром глубокий след. Это сосед Миша Цветинский на своей привередливой лошади спешил к другим односельчанам, чтобы борозды распахать и картошку сделать доступной. Там, на другом конце улицы, голоса слышны и звук осенний — бум–бум–бум! Это картошка в ведра падает и создает белорусскую музыку осени, точнее, одну из сотен мелодий, привычных жителям деревни и их совершенно не удивляющих. На других огородах визжат триммеры, вьется дым бензиновый — ботву косят. А за речкой ее уже жгут, и дымом вкусно пахнет. Он плывет, стелется, в травах и кустах путается.
В городе слишком многолюдно. Смотришь на спешащих, едущих и не понимаешь: куда они все, по каким таким делам? И что еще интересно, знакомых нет, никого! А в деревне, наоборот, все знакомые, и все про всех знаешь. Услышал, как трактор протарахтел, глянул в окно — голубой «Беларус» проехал. Знаешь, что это Витька тюки соломы с поля едет свозить... Заметил, как синий платок мелькнул за окном, понимаешь — Даниловна на остановку торопится, в райцентр собралась. По ней можно время выставлять. Сейчас без четверти девять, до автобуса двадцать минут. Придет старуха Даниловна на остановку и минут десять еще посидит, поговорит со знакомыми. Обсудит, у кого в этом сезоне бульба уродила, а у кого так себе. Кто чем занят, кто ягоды собирает, кто грибы сдает, кто на речку ходит...
В деревне все и всё на виду. Ты думаешь, что тебя никто не видит и не слышит, но это не так. Все про тебя знают. В деревне, как ни старайся, не спрячешься. Молотком утром пару раз стукнешь, а в полдень у тебя спросят, чем таким занимался, колодец ремонтировал или калитку? Ты и растеряешься, ведь уже и не упомнишь. А если долго ведром гремишь, то всем понятно, что собрался баню топить...
Нет в деревне тайной жизни. Все про тебя будут знать. Горит окно допоздна — значит, читаешь или пишешь. С улицы, даже сквозь кусты, видно, как сидишь за компьютером или с книгой в руках. Даже спросить могут, а про что писал?
Но многому я еще не перестал удивляться. Вот пришел к Рае, а дверь в дом прикрыта, и палочка к двери прислонена. И ясно мне, что нет Раи дома, что, скорее всего, отправилась она в магазин или куда–то не очень далеко. Разве можно подобное в городе представить?
Тысячи и сотни видеокамер и всевозможных городских регистраторов в деревне не нужны. Их заменяют глаза и уши. Потеряться тут невозможно. Скажут, где видели тебя и с кем, покажут направление, в котором ты пошел, и даже версию выдвинут, по каким делам.